Любовь требует постоянного преодоления себя

– Георгий Николаевич, Ваши дед, бабушка и отец входили в православное братство, созданное дворянином Николаем Николаевичем Неплюевым. Отразился ли этот факт на Вашей судьбе? Удалось ли им как-то передать опыт той жизни, ведь вокруг была уже совсем другая страна?

– Мой дед, Фурсей Андрей Иванович, был одним из первых учеников, которых взял на воспитание Николай Николаевич. Моя бабушка, Анастасия Ивановна Фурсей, пришла позднее. Она тоже закончила школу у Николая Николаевича Неплюева, а потом преподавала в ней. Дед погиб в 1925 году – заболел в тюрьме, куда его определили большевики. Мне было около восьми лет, когда умерли родители. С тех пор бабушка стала моим воспитателем, человеком, которому я обязан своей жизнью. Она всегда сопровождала семью во всех бедах, была нашим ангелом-хранителем. Конечно, многое в моей судьбе связано с тем, что я родился именно в семье братчиков, и бабушка меня воспитывала на христианских ценностях.

– Где Вы жили с бабушкой?

– В Архангельске. Там мои отец и мама жили в ссылке. Так получилось, что летом 1941-го года меня отправили в гости в Ленинград ко второй бабушке Екатерине Алексеевне, и тут началась война – я вместе с семьёй Екатерины Алексеевны, тётей и моей двоюродной сестрой оказался в блокадном Ленинграде. В 1942-м году детей, которые умирали от голода, эвакуировали по Ладожского озеру. Я был очень плох, и меня под надзором знакомых нашей семьи вывезли из Ленинграда – так я вернулся в Архангельск. Мало кто знает, что в городе тоже был страшный голод, смертность в Архангельске не намного отличалась от блокадного Ленинграда. Но к нам, детям из блокадного Ленинграда, здесь относились особо – выдавали специальные пайки и всячески подкармливали. Тогда же, в 1942-м году, мои родители погибли: отец в лагерях, а мама – умерла от сыпного тифа во время эпидемии. Так мы с сестрой остались на иждивении у бабушки. Можете себе представить положение? Бабушка-пенсионерка, двое детей, война, голод.

– Как Вам удалось выжить?

– Мы выжили благодаря друзьям по Братству, а сестру мою Марину вскоре после смерти родителей удочерили друзья отца и матери. С Украины и из Сибири, где проживали братчики, нам с бабушкой время от времени присылали посылки то с салом, то с медом, то еще с чем-нибудь. Один из выдающихся учёных-селекционеров – член братства, герой социалистического труда, лауреат Сталинской премии Семён Фёдорович Черненко несколько раз посылал нам денежные переводы. В то время это было подвигом (мой отец, Николай Андреевич, был репрессирован). Тогда я ещё не знал этого, так как бабушка об этом почти ничего не говорила. Помогали также друзья мамы, которые организовывали «кормления» – время от времени они приглашали нас с бабушкой к себе на обед. А за стенкой у нас жил один из капитанов полярной экспедиции «Седов», он тоже нас подкармливал, так как офицеры во время войны материально жили немного лучше, чем обычные люди. Так мы и существовали. Был даже особый случай – у нас с бабушкой украли продуктовые карточки и мы с ней ходили по дворам, просили милостыню. И совершенно посторонние люди помогали – я запомнил это на всю жизнь. А после войны началась особая эпопея, связанная с преследованием детей «врагов народа». Бабушка тогда очень испугалась, и мы перебрались в Иркутск, куда нас пригласили и где в то время в ссылке жила семья братчиков Шут.

– То есть это тоже потомки членов Неплюевского братства?

– Да, они пригласили нас к себе, и мы жили там в небольшом поселке, где-то в 26 километрах от Иркутска. Глава семьи Шут был экономистом, главным бухгалтером в местном сельпо. Его очень любили и уважали, поскольку он был квалифицированным и предельно честным человеком. К сожалению, вскоре он заболел и умер, а мы остались втроем: его жена-старушка, бабушка и я.
В связи с этим меня после шестого класса, в котором я учился, собирались отдать в школу фабрично-заводского обучения (ФЗО). Когда об этом узнали в школе, директор школы Аполлон Ионович Караваев на педагогическом совете заявил, что меня нельзя отдавать в ФЗО и предложил перевести меня в середине года в следующий седьмой класс, который я и закончил с отличием. Это дало мне в дальнейшем возможность окончить техническую военную школу «с отличием» и затем поступить на физический факультет Ленинградского университета.

– Георгий Николаевич, Вы упоминали, что бабушка воспитывала вас на христианских ценностях…

– Специально она меня никак не воспитывала. Помню, что когда мы жили у братчиков, они молились, но это не было введено в правило, в ритуал. Просто это делалось естественно, и всё.
Бабушка мне говорила о Боге, я с ранних лет помню светлое представление о Высшем. Я знаю, что я крещен, помню, как меня водили в церковь, что я причащался несколько раз. Вообще трудно передать словами, как воспитывается правильное отношение к бытию – это хорошие слова, хорошие люди, забота друг о друге. Моя бабушка была не только верующим человеком, но и прекрасным педагогом. Она окончила братскую школу с ее особым отношением к вере, с особым, очень уважительным отношением к другим людям, к их взглядам, к их свободе. Ко всем ученикам там относились с большой любовью. Как-то великий педагог Каменский сказал относительно принципа обучения – «сначала любить, потом – учить!» Любить детей – это основа основ! И в братстве это было основным принципом. Все ученики называли Николая Николаевича Неплюева «папа Коля». Так же очень по-родственному относились дети братства к матушке Николая Николаевича и его сёстрам. Крестовоздвиженское трудовое братство было христианским, высококультурным и духовным сообществом просвещённых людей, намного превосходящим средний уровень светского общества того времени.

– Можете пояснить, что Вы имеете в виду?

– В Крестовоздвиженском трудовом братстве исповедовались христианские ценности, и эти нравственные принципы были взяты за основу. Но, в то же время, в Братстве воспитывалось глубочайшее уважение к культуре и знанию, к тем великим человеческим достижениям, которые накапливались веками: там была шикарная библиотека, в Братство приглашались лучшие педагоги, лучшие артисты, устраивались выставки, прививалась любовь к серьёзной музыке, был детский театр, детей знакомили с современными достижениями в области сельскохозяйственной науки и т. п. Вся эта гениальная система воспитания была придумана Неплюевым: с одной стороны, как я говорил, богослужение, молитва и всё необходимое для воспитания души, с другой – широкое образование. В итоге из неплюевской школы вышли академики, писатели, поэты, художники, известные на весь мир. Интересно, что своей школы.

– А что, до этого нельзя было?

– Нет, учителя должны были заканчивать специальные педагогические учреждения. Неплюев понимал, что если в школе будут работать «внешние» люди, то нарушится сам принцип воспитания. Его величайшее достижение состояло в том, что он создал среду, которая могла воспитывать высоконравственных людей, и именно из них он выдвигал учителей. В братстве были так называемые семьи преподавателей, экономистов, прачек и так далее. И ко всем отношение было самое высокое, трепетное.

– Даже к прачкам?

– И к прачкам. Там везде поощрялась изобретательность. Вообще, по рассказам бабушки, это был «город Солнца», почти сказка. Она сама, закончив обучение, преподавала в братстве. Дед тоже был учителем, и к тому же ещё возглавлял хозяйственный совет, был своего рода премьер-министром этого сообщества – управляющим не только братства, но и всеми имениями Неплюева.

– То есть он был одним из старших в братстве?

– Да, он был одним из первых и ближайших учеников Неплюева. Там не было должностей, за которые бы платили, там вообще был коммунизм в самом хорошем смысле слова. Там было равенство: каждый имел доход, и при этом платили всем одинаково – от прачки до управляющего. С этим многим было не просто согласиться. «Почему я, будучи более умным и способным, получаю столько же, сколько прачка?» Надо отметить, что все братчики были довольно состоятельными людьми, но при этом не могли произвольно пользоваться своим доходом. В братстве было все необходимое для полноценной жизни: питание, жилище, досуг, и ты не мог употребить свои средства на дополнительные развлечения и привилегии. Накапливаемые средства размещались на их счетах. Все жили хорошо, но не было роскоши. А ведь это проблема, уходящая корнями в становление человеческого сообщества, достаточно вспомнить древнюю Грецию и Рим.

– То есть это был такой элемент аскетики?

– Это не аскетика. Аскеза – это все-таки самоограничение вплоть до самоистязания. А здесь была разумная, приятная, здоровая и изящная простота во всем. Дети там были очень изящно, но просто одеты, так же просто и красиво одевались остальные, да и сам Неплюев. Так было во всем. Ты мог безгранично расти в разных направлениях, кроме чисто потребительских – это сдерживалось. Это был принцип скромности материального воплощения своих потребностей. А культурных – пожалуйста. Наиболее достойные учились в университетах. Я вот встречаюсь иногда с олигархами и все думаю, зачем человеку шесть яхт? Просто вот зачем?

– Вы сами сказали, что стремление к превосходству над другими и тяга к лучшей материальной жизни сидит в человеке очень глубоко. Как, на Ваш взгляд, ее удавалось преодолевать в братстве?

– Здесь можно сослаться на одно из основных положений, которое Неплюев сформулировал в книге о братстве – это «дисциплина любви». Хорошее отношение к людям, вера, добродетель – все это требует воли, требует дисциплины. Любовь нужно постоянно удерживать в себе, потому что мы, как люди грешные, то и дело распадаемся, нас растаскивают эмоции, окружение, ситуации, искушения. Именно поэтому требуется особая дисциплина, чтобы это состояние поддерживать. Этот тезис я считаю совершенно правильным, но вот выполнить его не так просто. Зло примитивно: есть враг, которого нужно уничтожить любым путем – все методы позволены. А любовь намного сложнее, она требует постоянного преодоления себя.

– Как это можно воспитать?

– Своим примером, созданием особой среды. Братские преподаватели говорили, что должна быть создана ситуация, которая показывает, что такое хорошо, и дети в нее вживаются. Например, Неплюев, к которому дети относились с большим уважением и любовью, собирал их и начинал играть что-нибудь серьезное – Моцарта или Бетховена. И вот они слушали, иногда некоторые из них засыпали, а он смеялся и продолжал играть, и еще что-то рассказывал. А потом они настолько проникались этим, что ходили за ним и просили: «Папа Коля, поиграй». Он был великим педагогом!

– То есть братство давало и духовную, и культурную закваску...

– Да, чтобы реализовать такое великое дело, нужно было самому иметь высочайшую культуру, знания, нравственность, кроме того, нужны были значительные средства. И у Неплюева, по счастливой случайности, все это было. Он был богатейшим человеком своего времени. Он, по сегодняшним меркам, был гораздо богаче Абрамовича.

– Николая Николаевича называют аристократом и по духу, и по происхождению...

– Он был дворянин, но дворян было много, а он – такой один. Неплюев представитель известнейшего древнего боярского рода Андрея Кобылы, от которого произошли Романовы, Шереметевы и Колычевы. Вообще все Неплюевы были выдающимися, неординарными для своего времени: кто был предводителем дворянского собрания, кто – губернатором, был святой Филипп, который не боялся Ивана Грозного. И, что интересно, все они были меценатами.

Во многом Неплюеву удался этот опыт именно потому, что он был дворянином очень высокого ранга. Ведь на него многие ополчились, и спасли дело царственные особы. Его поддержал сам император Александр III, потом Николай II, принцесса Ольденбургская, еще целый ряд людей, близких царствующим особам. Они понимали, как важен этот опыт. Я думаю, что если бы не случилось большевистского катаклизма, то это дело начало бы развиваться. Известно, что на другом хуторе был создан прототип братства. Правда, основная масса помещиков на этом фоне была очень серая, они очень удивлялись происходящему.

– Бабушка рассказывала Вам, что происходило с братством после революции?

– Она говорила, что к крестьянству сначала большевики относились достаточно лояльно, поэтому первоначально и к братству отнеслись хорошо. Тогда его даже называли Первой советской коммуной. Несмотря на окружающую нищету, внутри братства были очень хорошие отношения, во всем соблюдался порядок, была дисциплина, очень бережно относились к пище. Дед Андрей Иванович Фурсей рассказывал в своих записках, как однажды пришли грабить амбары с зерном. Помощник деда позвонил спросить, что делать, тот ответил: «Отдайте им ключи, пусть берут». Толпе вынесли ключи, попросили только не грабить и не разрушать, и они, устыдившись, ушли. Тогда еще была совесть у людей. Но потом, когда начались гонения на церковь, и власти узнали, что в Братстве люди молятся и живут по христианским правилам, это стало их безумно раздражать. Вокруг бурлила деклассированная масса людей, голодных и озлобленных, которые не хотели работать, надеялись все переделить и сделать общим. Они видели, что в братстве люди, несмотря на тяжёлые условия, работают, убирают урожай, и у них все нормально. Это вызывало жуткую зависть и озлобление. Появились доносы с намёками, что это кулаки, и в 1922-23-х годах началось «раскулачивание» братства. Потом, когда это не возымело действия, начали сажать. Деда в 1925-м году тоже посадили, он там тяжело заболел, но тогда времена были ещё достаточно «либеральные», и его отпустили умирать домой. Тогда же в 1925-м братство прекратило свое существование.

– Георгий Николаевич, какой самый главный урок, на Ваш взгляд, преподает нам опыт создания подобного братства?

– Самое главное в неплюевском подвиге то, что он состоялся. Как физик могу сказать: в тысячу раз легче сделать какой-то научный эксперимент, если знаешь, что он возможен, что уже есть прецедент. Неплюев научно обоснованно, на практике, показал реальную возможность построения высоконравственного одухотворённого человеческого сообщества нового уровня. Это – высочайший опыт, который уходит корнями не просто в русскую педагогику, но намного дальше – в христианство, в Византию, к грекам, в античность – словом, туда, где зарождались идеи о Золотом Веке и Городе Солнца.