Концерт «Февраль 1917»: как это было

После февральских событий 1917 года облик России начал меняться, хотя до Октября 1917 года ещё не были разрушены основы национальной жизни. Русский бунт и русская смута приводили к постепенному озверению народа; эйфория свободы, надежда на новую жизнь и социальное творчество сменились усталостью и растерянностью перед неизбежностью надвигающейся катастрофой; в людях не находилось личностного самостояния, энергии выбора, чтобы духовно и деятельно противостоять силам зла. Нам часто хочется найти в прошлом «точку не возврата», чтобы понять, когда мы окончательно сбились пути и куда мы должны попробовать вернуться. 

К размышлению о том, что происходило со страной, с народом, с каждым отдельным человеком нас приглашают писатели и поэты, ставшие свидетелями и историками этих событий. Если сущность памяти — в спасении образов жизни от власти времени, мы в праве ожидать, что именно художники, композиторы, писатели донесли до нас самую глубокую правду о событиях 1917-го года.

Над церко́вкой — голубые облака,
Крик вороний…
И проходят — цвета пепла и песка —
Революционные войска.
Ох ты барская, ты царская моя тоска!

Нет лиц у них и нет имён, —
Песен нету!
Заблудился ты, кремлёвский звон,
В этом ве́треном лесу знамён.
Помолись, Москва, ложись, Москва, на вечный сон! 

Марина Цветаева
Москва, 2 марта 1917

«Со страхом и трепетом приступаю к описанию "Февраля". Как уловить, как передать его раздвоенную душу? В каких словах запечатлеть радостную взволнованность целодневных заседаний в Таврическом дворце, после которых мы часто расходились по домам призрачно–белыми ночами, и медленное расползание по всей России ржаво–кровавых туманов "Октября", в которых погибло десятилетиями подготовлявшееся освобождение России.

Противопоставлять "Февраль" "Октябрю", как два периода революции, как всенародную революцию — партийно–заговорческому срыву ее… конечно, нельзя. "Октябрь" родился не после "Февраля", а вместе с ним, может быть, даже и раньше его; Ленину потому только и удалось победить Керенского, что в русской революции порыв к свободе с самого начала таил в себе и волю к разрушению. Чья вина перед Россией тяжелее — наша ли, людей "Февраля", или большевистская — вопрос сложный. Во всяком случае, нам надо помнить, что за победу зла в мире в первую очередь отвечают не его слепые исполнители, а духовно зрячие служители добра.

Я никогда не был революционером… Несмотря на такое отношение к революции, я принял весть о ней радостно, в чувстве, что над мрачным унынием изнутри разлагающейся войны внезапно воссиял свет какого–то ниспосылаемого России исхода. В безвыходные минуты мы всегда склонны принимать новое за светлое».

Федор Степун
Бывшее и несбывшееся, Том II, Глава I «Февраль»