«Братство есть старая, но забытая и обновляемая форма церковной жизни»

В конце 1917 года по благословению митрополита Петроградского и Гдовского Вениамина (Казанского) в Петербурге возникло Александро-Невское братство, сразу ставшее центром братского движения в Петроградской епархии. Возглавили его иеромонахи Иннокентий (Тихонов) и братья Гурий и Лев (Егоровы).

К 1920 году в составе Александро-Невского братства было около 70-100 человек. Деятельность братства, в основном, сосредоточилась вокруг миссии, просвещения и богослужения.

Ежедневные богослужения были основой духовной жизни членов братства. Все послушания в храме несли братчики. Иером. Иннокентий большое внимание уделял объяснению богослужения. Пел не только братский хор, но все собравшиеся в храме; всегда звучала проповедь.

Иером. Лев (Егоров) возглавил работу с детьми: члены братства вели 69 детских кружков, в которых изучался Закон Божий. Для них проводили сокращенные литургии, на которых они сами пели и читали.

По воскресеньям братство устраивало религиозно-нравственные чтения для народа, темы которых вывешивались при входе в Лавру. Устраивались также лекции и диспуты.

В 1921 году были созданы мужской и женский кружки по изучению истории монашества и вопросов, к нему относящихся. Впоследствии из них родились монашеские общины общежительного типа.

Братство вело издательскую и благотворительную деятельность, организовало помощь репрессированному духовенству и мирянам, пострадавшим за веру.

В марте 1920 года представители трех братств Петрограда – Александро-Невского, Спасского  и Захариевского – решили собрать братский съезд для обсуждения перспектив братского движения в епархии (к тому моменту в Петрограде было уже более двух десятков активных православных братств).

Первая общебратская конференция состоялась в мае 1920 года в Александро-Невской лавре. На ней был учрежден Союз православных братств Петрограда, призванный быть «объединяющим центром всех братств». К весне 1921 года в Союз входило уже более десяти петроградских братств. Вторая общебратская конференция состоялась в начале августа 1921 года.

В апреле 1922 года митрополит Вениамин возвел в сан архимандрита иером. Гурия (Егорова) и совершил епископскую хиротонию архим. Иннокентия (Тихонова). В это же время в Александро-Невском братстве появляются еще два руководителя – иеромонахи Варсонофий (Веревкин) и Варлаам (Сацердотский).

1922 год стал переломным для Петроградской епархии. 1 июня 1922 года в ходе кампании по изъятию церковных ценностей был арестован митрополит Вениамин. Вместе с ним по делу проходило ещё 86 человек. Петроградский революционный трибунал приговорил к расстрелу десять подсудимых (в том числе и митрополита), шестерым из которых смертная казнь была заменена лишением свободы. Место их расстрела до сих пор неизвестно.

Гонения коснулись и Александро-Невского братства. В июне были арестованы три руководителя братства – еп. Иннокентий, архим. Гурий и иером. Лев (Егоров). В октябре 1922 года еп. Иннокентий был отправлен в ссылку в Архангельск, а затем в Туркестан; иером. Лев был сослан в Оренбург. Архим. Гурий через четыре месяца после ареста заболел тифом и до конца мая 1923 года находился в тюремной больнице.

Александро-Невское братство возглавил о. Варлаам (Сацердотский). В это трудное время еп. Иннокентий пишет братству письма, выдержки из которых приводятся в настоящей статье. Полностью они опубликованы в издании: С.А. Зегжда. Александро-Невское братство. – Издательский дом «Новости МИРА», 2009.

* * *

Письма епископа Иннокентия из Архангельска (1922-1923 гг.)

Удаленный от непосредственного общения с благодатной братской семьей, я теперь еще глубже понимаю, какое значение она имеет. И скажу вам еще раз, хотя я говорил это уже тысячи раз:

Братство есть старая, но забытая и обновляемая форма церковной жизни. Оно есть жизнь Церкви в Церкви, Которая не есть какое-то внешнее учреждение, но, напротив, семья наша, истинное единение наше во Христе. Раньше многие, не понимая дела, говорили: «уйду из Братства, там то-то и то-то мне не нравится, там то-то и то-то нехорошо».

Я говорю вам и повторяю: говорить «уйду из Братства» - грех. Для нас, исповедующих веру в Церковь, говорить «уйду из Братства» есть то же, что сказать «уйду от Христа».

Говорить об уходе из Братства, помните, могут только те, кто не понимает церковной жизни, и я убежден, что если бы они, подходящие со своими требованиями к Братству, жили во времена апостолов, они бы, конечно, не принадлежали к Церкви.

27 ноября 1922 г.[i]

* * *

Паки и паки скажу вам: Братство есть единственно истинная в условиях нашей жизни форма церковного единения; форма притом такая, какую, думается, не разрушат и самые врата адовы.

В этом смысле заявляю: Братство священно, возлюбить и оценить его надо. И прошу и умоляю, и с прещением говорю: среди нас не должны быть слышны слова, до глубины души волнующие меня – хотя теперь уже только по воспоминанию: «Ухожу из Братства, не хочу с ними жить и молиться, буду в другую церковь ходить».

Горе вам – хочется сказать им.

Вы не знаете, какие силы явлены в вас.

Тир и Сидон в вашем положении покаялись бы.

А вы ничем вразумиться не хотите.

Надеюсь, однако, друзья мои, что среди вас уже не слышится подобных выражений, хотя супостат наш диавол, иский кого поглотити, и нашептывает их в сознании многих. Будем стыдиться этих мыслей и всячески избегать их. Молитесь о Братстве, как о великой милости, посланной вам Господом Богом, и дорожите им, и радуйтесь, что через него вы приобщены к телу Церкви, в которой и спасение себе получаете.

Но берегитесь и гордости от сознания милостей Божиих. С благоговейным страхом живите в благодатном братском единении, памятуя, что оно «есть Церковь Бога живаго, столп и утверждение истины».

8 декабря 1922 г.

* * *

Уповаю, что вы по-прежнему стоите твердо в благодати церковной жизни, в Братстве. Господь да вразумит Вас всех возгревать этот священный дар, многими еще по достоинству неоцененный.

28 декабря 1922 г.

* * *

Изгнанный, верую - ради Христа Иисуса (хотя я и грешен и недостоин носить за Него поношение), прошу и умоляю вас еще раз восчувствовать и оценить благодать братской во Христе Иисусе жизни и хранить ее, как святыню, а затем крепко испытать себя – в вере ли вы…

В жизни духовной обычно соблазн, преткновение и пагуба приходят в таком виде, что их не сразу узнаешь. Они приходят тогда, когда говорят: мир и безопасность.

«Блюдите, како опасно ходите, испытывайте сами себя». […]

Да поможет вам Господь утвердиться в правой вере, которую содержит Церковь. Вспоминайте кондак святым отцам – хранителям и учителям Христовой веры. Найдете его в Триоди Цветной в неделю Никейских отцов, затем в Минее под 16 июня.

Приведу вам его в своем русском переводе:

«Проповедь апостолов и догматы отцов

Единую веру утвердили для церкви,

Для церкви, которая облечена в одежду истины,

Вытканную из богословия свыше».

Посему она и преподает, и прославляет великое таинство благочестия. Об этой церкви я постоянно говорю и повторяю вам. О церкви, в которой вы соединены таинственно в крещении и евхаристии и видимо – постоянным мирным настроением своим через Братство ваше.

«Возлюбите его» – (святой Петр апостол) и храните – прошу и умоляю вас. Больше ничего сказать вам не имею.

14 января 1923 г.

* * *

С любовью воскрешаю я вас в своей памяти.

Вижу ваши воодушевленные лица в момент горения вашего пред Богом.

И вижу я на вас избрание Божественное.

Вам в братском единении вашем открыта тайна Церкви Христовой, этой Божественной экклезии, как она называется по-гречески в символе веры.

Ведь это название и есть по самому значению своему – общество избранных. И вижу, что запечатлены вы печатью Божией, на которой, как говорит апостол (2 Тим 2:19), две надписи:

1)      «Познал Господь Своих»

2)      «Да отступит от неправды всякий, исповедующий имя Господа».

Вы – свои Богу (Еф. 2:19) и Он вас познал и отметил. Сим дорожите, и о сем радуйтесь. Вы исповедуете имя Его. Посему удаляйтесь от неправды, в чем бы она ни проявлялась – в учении ли чуждом, или в злом деле.

20 января 1923 г.

* * *

Думаю, что и по-прежнему радуетесь вы, взирая друг на друга в благодатном возрастании в недрах священного христианского братства. Господь еще и еще более да укрепит вас благодатью Своей.

10 февраля 1923 г.

* * *

Други мои, нужно хранить в идее и в жизни нашей принцип Церкви, как общества, как святого общения избранных Божиих, нужно украшаться верою в Бога и Творца и Искупителя, верою, которой мы научены в церкви же, нужно богатеть добрыми делами и собирать сокровище некрадомое и неистощимое на небе по слову, непосредственно сказанному Спасителем нашим. Итак, и от о. Льва, и от Мелхиседека перехожу к мысли о том же, о чем писал я вам во всех письмах своих: берегите Братство, это святое общение в Церкви.

Доселе вы очень дорожили зданием, иконами, украшениями и принадлежностями богослужения, колоколами.

Кажется, все Господь возьмет на время или совсем от нас для того, чтобы мы восчувствовали не убор, не блеск, но самое Тело во Христе, самую Церковь, братское общение наше в благодати. Если оно сохранится, то все может быть спасено, а если оно утратится, то не будет и благодати христианской жизни. А погибнуть церковное общение может только тогда, когда мы сами это сделаем, т.к. если мы этого не захотим и не сделаем, то общение с Церковью не уничтожит и весь ад во всем его могуществе и злой мудрости (Мф. 16:18).

Итак, будем хранить мир, братолюбие, ставить друг друга выше себя, искать случая друг другу сделать радость и оказать помощь служить друг другу тем даром, какой каждый из нас получил от Господа, изгонять всякую вражду и зависть и мелкую придирчивость друг к другу. А искушений и скорбей, которых будет еще, конечно, немало, не чуждайтесь. Они необходимы для христианина и для Церкви неизбежны.

10 февраля 1923 г.

* * *

Не решаясь благовествовать словом проповеди, я доселе не сократился в отношении служб. Всенощное бдение под 2-ю неделю служу в соборе, литургию опять в Благовещенской церкви. Друзья мои здесь советуют посократиться, но как огорчать отказом тех, кто зовет? Поневоле соглашаешься. А кроме того, ведь я не уверен ни в одной грядущей минуте, не спокоен днем за наступающую ночь, ночью за следующей по ней день и полагаю, что не будет ошибкой расточить их вперед на Божье дело. Хочу, чтобы Господин мой, когда придет, нашел меня за моим делом, за своевременной раздачей его рабам полагающейся им меры хлеба (Лк. 12:42-43). Так как раздаяние слова Божия несомненно первая и главнейшая наша обязанность, которая и на Суде Божием будет более почтена, чем осторожность и осмотрительность. […]

Каждый день понемногу занимаюсь церковным пением по знакомым вам нотным книгам – квадратных знаков в альтовом ключе. Мелодию пою, а терцию подъигрываю на скрипке. Научился так, что без всякой подготовки пою и играю любую страницу из всех пяти нотных книг.

Получаю от сего не только неизъяснимое утешение в своем удалении от вашего пения, о котором вспоминаю только что не со слезами, но и очень много нового для себя и в церковно-музыкальном, и в богословском отношении нахожу. Некогда (весной 1920 года) некие воришки, забравшиеся в мою келью, обокрали меня. Утащили у меня целый ряд вещей, в том числе 2-й наперсный, серебряный крест, кандидатский знак, саквояж с мартовским томом Минеи и с муфтой, которую я употреблял в Михайловской церкви при богослужении, и скрипку в футляре.

Благодаря энергии некоторых, мне сочувствовавших, была наряжена погоня. В одного из воришек милиционером были сделаны выстрелы, после чего он и дался в руки милиции. В результате некоторые вещи, а именно излишние и служившие предметом тщеславия, были потеряны бесследно: наперсный крест, кандидатский знак и еще нечто. Безусловно же необходимые были мне возвращены: саквояж (чужой), муфта и мартовский том Минеи, отсутствие которого уменьшало стоимость всего комплекта. Возвратилась ко мне и моя скрипка. Я видел тогда в том справедливость Божию, так как скрипка была для меня очень нужной вещью на спевках, а теперь вижу в том особую Его милость, так как – только теперь особенно нуждаюсь в инструменте.

16 февраля 1923 г.

* * *

Друзья мои, в тысячу первый раз скажу: «братство любите» (1 Петр 2:17).

Вы считаете меня за нечто, и, я думаю, что не слишком ошибаетесь. Грешный и недостойный я, все же, благодатию Божиею есмь то, что есмь (1 Кор 15:10). И все же я воспитался духовно среди вас. И ни в слове Божием, ни во священной поэзии нашего богослужения я ни одного не знаю места, которому бы радовался, которое воспринимал бы не вспоминая вас всех. Иное, помню, я вам разъяснял, иное объяснилось мне в момент общей с вами молитвы, иное я услышал вместе с вами от тех, кто обращался ко всем нам со словом назидания во Христе.

Думаю, что если я, епископ по деланию, архиерей по сану, академик богослов по образованию, поучаюсь и назидаюсь у вас, то и прочие мои среди вас братья и сестры не меньше, но гораздо больше получают от благодатного общения друг с другом в нашей духовной семье.

10 марта 1923 г.

* * *

Во многих письмах ко мне по разному высказывается одна и та же мысль, радостная и для меня, и для всех. Это – растет наша духовная семья, много новых лиц появилось. Меня нисколько это не удивило. Думаю даже, что так и должно быть.

С самого начала наших духовных невзгод, я ясно видел, что наше Братство есть здоровое явление. Ведь как оно живуче! Какой можно другой пример подобный привести?

Удалены все три виднейшие и главные руководители и жизнь общины не только не замерла, но продолжается, отливаясь в еще более прекрасные формы. Думается, так именно и должно быть в Церкви Христовой. Вечно она возрождается в скорбях и гонениях, являя себя в новых формах. Будем молиться, чтобы сию Свою милость не прекратил, но прибавил к нам Господь. Новых братий и сестер принимайте со всяким радушием, вниманием, снисхождением. Не дичитесь их, напротив, покажите им свою любовь. Привет им от меня смиренного. С великой радостью я бы повидал их. […]

Прошу молитв ваших. Бывают у меня минуты, когда делается немного жутко. Ведь вдали от вас, моей дорогой, родной по духу семьи, с которой я последние годы делил и горе, и радость, я чувствую сильное одиночество.

Помните, я вам постоянно говорил, что я ваш братчик по духу, плоть от плоти вашей. Это теперь у меня сказывается.

Здесь меня любят, со мной охотно молятся, усердно ходят на мои службы, но нет у меня с ними такого духовного родства. Они мне не делают того и столько, как вы. Чувствую, что и я не могу дать им того, что мог дать вам… И делается жутко при мысли, что я одинок. Что меня поддержит, если наступят сейчас новые испытания?

Ехать из Петрограда на ваших глазах в Архангельск в тысячи раз было легче, чем из Архангельска куда-либо в Пинегу или в Усть-Цильму!..

Вот и помолитесь, чтобы с искушением Господь сотворил и утешение, мои дорогие.

2 апреля 1923 г.

* * *

Письма епископа Иннокентия из Кара-Кала (Туркестан) (1924 г.)

Некто из моих петроградских друзей спрашиваем меня: «Какая избушка, в которой вы поселились». Дом, в котором мы поселились, совсем не избушка. Если бы он не был лишен очень важных предметов, его можно было бы назвать прямо дворцом. К сожалению, однако, много не хватает. Прежде всего, не во всех дверных отверстиях есть двери. Далее, не во всех окнах есть рамы, а также не во всех рамах есть стекла. В четырех окнах на фасаде должно быть 32 стекла (8х4), так как окна очень большие. Но, к сожалению, от 32 стекол уцелело лишь 11 и притом в разных окнах. Таким образом, света и сквозняку сколько угодно. Но зато есть внутренние ставни в окнах, которыми мы и запираемся на ночь или на время ветра. А затем нужно заметить, каждый день, как бы он ни был тепел, хотя на краткое время одеваемся в теплое. В Туркестане с этим ведь все уже примирились. Мебели в доме, конечно, ни малейшей, но удалось достать кое-что у добрых людей, дали кое-что и из казенного. Теперь каждый из нас сидит на стуле или на табуретке, у каждого есть стол, каждый спит на кровати. Жалеем только о стеклах и особенно о дверях. Ведь дом имеет одну необитаемую половину, от которой хотелось бы изолироваться уже из-за одного сквозняка. Там сквозное дверное отверстие, через которое не только, впрочем, входит ветер, а может войти кто угодно. Люди, правда, не ходят, но ослов и коз приходится гонять ежедневно по несколько раз. Садика при доме, к сожалению, нет; есть лишь громадный пустырь, с тремя-четырьмя большими акациями.

Дом был сильно загрязнен, так что нам пришлось немало потрудиться по его очистке. Скоблили пол стеклами, чтобы очистить его от грязи. Печи в таком состоянии, конечно, что пользоваться ими немыслимо. Поэтому пришлось потрудиться. Из кирпича (которого здесь, в полуразрушенных каменных домах изобилие) я в четверг сложил довольно удовлетворительный очаг. Когда-то Александр Иванович Семенов складывал у меня в келье печку, а я внимательно смотрел. Не думалось тогда, что урок этот может мне так пригодиться. Большое ему спасибо. За всем этим прошла неделя. Жить более или менее сносно начинаем мы лишь теперь.

7 апреля 1924 г.

Справка:

Весной 1925 года еп. Иннокентий был освобожден, но вскоре последовал новый арест, пять месяцев тюрьмы, ссылка в г. Братский Острог (ныне – Братск). В середине 1929 года он был освобожден, поселился в Вологде, затем в Архангельске. Осенью 1931 года – новый арест, отправлен в Беломоро-Балтийский лагерь. В 1933 году контужен при взрыве в Беломоро-Балтийском лагере. В результате этого последовало его освобождение и он поселился в Старой Руссе. С 1 ноября 1933 года – еп. Старорусский, викарий Новгородской епархии. В январе 1937 года возведен в сан архиепископа. Управлял Харьковской епархией, с апреля 1937 года – Винницкой. 29 ноября 1937 года по приговору Винницкого НКВД архиепископ Иннокентий был расстрелян. Место его погребения неизвестно.

Длительное время о его кончине не было известно. Его имя упоминалось в письме патриарха Сергия (Страгородского), с которым он обратился в 1943 году к правительству СССР об амнистии 26 заключенных священнослужителей. В 1950-е годы на запрос митр. Гурия последовал ответ, что еп. Иннокентий скончался 28 ноября 1941 года. Точная дата его расстрела была установлена только в 2007 году.