О языке богослужения

Спор о том, на каком языке верующие в Русской церкви могут молиться, длится уже очень много лет. При этом качество полемики стремительно оскудевает. Дискуссия о языке исчерпала себя ещё в 2011 году, когда этот вопрос вынесли на обсуждение Межсоборного присутствия. Тогда речь не шла ни о какой реформе, фактически предлагалось просто обсудить, какие у церкви есть языковые возможности. Но шум противники русского языка молитвы подняли такой, что ничего обсуждать уже было нельзя – проект документа положили под сукно. 

Тверской прецедент показал, что дискуссии больше ждать не нужно – настало время действовать. Вот несколько причин. 

Причина первая

Этот вопрос не вызывает полемики. Собственно, говорить не с кем. Многие батюшки, замученные церковным бытом, не желают ничего менять. Иных устраивает пространство духовной манипуляции, когда обряд доминирует над верой, а совершитель его – священник – становится властителем душ малограмотных прихожан. А если реакция есть, то вместо дискуссии часто слышна лишь истерика, сыпятся шаблонные цитаты святых, выражаются мнения о непререкаемой святости, незыблемости и потому незаменимости церковнославянского языка. С другой стороны, раздаются стоны ученых мужей, которые могут быть как за, так и против каких-то перемен, но сами не собираются ничего менять. Чаяния простых верующих их не беспокоят – нужно или глубоко обсуждать тему в среде специалистов или не трогать её вообще. Подчас удел этой интеллигентской части церковного народа печален – происходит отторжение другого человека. Казалось бы, разум и глубина познаний, должны освободить человека, но вместо этого, он становится пленником собственных знаний, обмерщвляющих его веру. Возникает такая форма православного агностика, скептика, готового обезоружить или даже убить любого оппонента выверенностью своих аргументов. 
Те же, кто практикует службу на церковнорусском и так между собой согласны – чего там обсуждать.

Причина вторая

Сейчас в церкви есть литургические переводы, и многие священники в разных местах уже используют их на практике – кто-то согласуясь с епископом, а кто-то лишь со своей совестью и прихожанами. Просто они поняли, что обсуждать всерьез уже никто ничего не будет. А храмы пустеют, прихожане стареют, время ускоряется и привести молодого человека в храм, чтобы потом ещё и заставить выучить язык, на котором там всё происходит – нет никакой надежды. Кто-то начал русифицировать текст требных служб, у кого-то русский язык уже частично присутствует в храме на рядовых богослужениях. Да, всё делается потаённо, чтобы случайно не навлечь гнева начальства или агрессии со стороны ревнителей «древлего благочестия», но всё-таки делается. 

Причина третья

Внятного разговора о традиции богослужения не получается именно потому, что у людей нет общей церковной жизни – каждому дорого что-то своё, прочим можно пренебречь. Церковность в евангельском смысле – это редкий цветок. Прихожане охотно впитывают какие-то элементы благочестия или христианской этики, но в целом свою жизнь посвящать Христу не торопятся. При этом за каждой литургией крестятся и согласно кланяются на слова дьякона «сами себе, и друг друга и весь живот наш Христу Богу предадим». Великим постом мы готовы отдать Христу свой живот и пострадать, отказавшись от мяса с йогуртом, только речь в этой молитве идёт о другом. По-русски это прозвучало бы так: самих себя, и друг друга и всю нашу жизнь через Христа Богу посвятим. Конечно, этих слов, требующих качественных перемен в жизни, удобно не понимать. Но самой церкви без этого качества верующих не существует. 

Четвертая причина

Сам феномен «православного» стояния против русского языка имеет причудливые формы: все языки малых народностей для богослужения годятся, кроме доминантного русского. Почему так? Это связано с надломом национального сознания русского человека. Малые народности получили больше возможностей для сохранения своей культуры, чем русский народ. Проникновение в традицию, прорастание корнями в историю – это всё затруднено массовыми подменами, которые наши люди подчас искренне принимают за чистую монету. Русским принято считать советское, имперское, деревенское, культурно-православное (с обязательным церковнославянским языком), военно-патриотическое – да что угодно. Попытки найти что-то подлинное натыкаются на сопротивление: шаг влево – восстание советского духа наших граждан, шаг вправо – возбудились либералы, прыжок на месте – получай 282 статью за экстремизм.

Таким образом, вопрос языковой традиции оказался накрыт толстой историей болезни. Причём тупики его разрешения проявились на всех уровнях от обычных прихожан до церковного руководства, от невежд до ученых мужей. В этой ситуации остаётся только одно – выйти из схватки. Именно поэтому практики побеждают теоретиков.

Только восприятие реальности и соответствующие простые действия могут победить эту инертность и косность нынешнего русского человека. Прошло время утомительных дебатов. Теперь те, кто хочет сохранить славянский язык в его богатстве и красоте будут молиться на нём. Те же, кто хочет, понимать молитву, соотносить богослужение с жизнью – будут молиться на русском. Да, это возлагает на верующего человека некоторое бремя выбора, но иначе не бывает. Понять – это один шаг, принять – другой, остаться на месте – это… это значит остаться на месте.