За игрой масок и страстей

Пять лет тому назад, 15 января 2009 года отошел ко Господу Оливье Клеман – один из самых известных православных богословов, историк, профессор Свято-Сергиевского православного института в Париже, один из основателей и многолетний председатель Православного братства в Западной Европе.

Как вспоминает священник Георгий Кочетков, духовный попечитель Преображенского братства, он познакомился с Оливье Клеманом еще в начале 90-х годов, когда тот приезжал в Москву по приглашению Александра Кырлежева для чтения лекций, которые были опубликованы потом в журнале «Православная община». Известный богослов пришел на богослужении во Владимирском соборе б. Сретенского монастыря, который восстанавливало в то время Преображенское братство.

Впоследствии Оливье Клеман неоднократно читал лекции в Свято-Филаретовском православно-христианском институте и стал членом его попечительского совета. А в 2004 году, когда свящ. Георгий Кочетков и представители просветительско-благотворительного братства «Сретение» были в гостях у Оливье Клемана, он увидел у одного из них на груди значок братства. Богослов стал расспрашивать о братстве, очень воодушевился и сказал, что тоже хочет вступить в него, – тогда один из братьев отдал ему свой значок.

Вспоминая выдающегося богослова, мы предлагаем сегодня выдержки из его статей, опубликованные в журнале «Православная община».

-------------------------------------------------

О настоящем образовании

Настоящее образование то, которое питает душу, ставит человека перед невыразимым. Оно учит его удивляться, оно учит его восхищаться. И это то, что, как мне кажется, должно осуществлять христианство: ставить нас перед лицом реальности, которую нужно созерцать, возвращать нас к восхищению бытием и томлению быть, тому томлению, которое само через животворящий Крест становится источником восхищения (Свидетели надежды в кризисном мире. 1994. № 2)

О науке и технике

Наука и техника имеют библейское и христианское происхождение в большей степени, чем об этом принято говорить. Библия лишает космос божественности и устанавливает его собственный, присущий ему состав. Космос – это не божественный океан древних магий, не игра и не призрачная манифестация божества индуизма, это творение Бога, зеркало Его премудрости, доверенное ответственности человека. Вероятно, стоит вспомнить и о том, что из магического космоса языческой древности демонические силы изгнали монахи, что именно они утвердили личность в ее свободе от небесных светил. Догматы неразделенной Церкви выработали антиномичное мышление, мышление напряженное, открытое, динамичное, которое и поныне остается движущей силой научного поиска. Аскеза ученого, аскеза исследователя, строгость, критический дух, все новая и новая постановка вопросов разрушили неподвижную мечтательность традиционных обществ (Свидетели надежды в кризисном мире. 1994. № 2)

О Боге

Нет более Бога самодовольного, Бога внешнего, Бога, готового нас раздавить. Но есть Бог «истощенный», по слову ап. Павла, «истощенный от любви», Бог, Который дарует Себя, как говорится в Прологе Иоанна, и Который действительно может разделить с нами нашу участь, чтобы разбить двери нашей темницы. Со времени Воплощения и Пятидесятницы мы вошли в глубочайший кризис, кризис воскресения, в котором спасение не индивидуально, не коллективно, а соборно и космично. Вот почему те, кто достигал вершин духовной жизни, не переставали молиться о всеобщем спасении, не ставили границ своей надежде, считая, что говорить об аде можно только по отношению к себе, проливая кровь своего сердца и усаживаясь за один стол с грешниками, как говорил старец Силуан и св. Тереза Младенца Иисуса, чтобы все люди спаслись (Свидетели надежды в кризисном мире. 1994. № 2)

О святых

Если смотреть глубже, то мы призваны утвердить права самой жизни. Жизнь имеет свой смысл, в глубине вещей лежит не небытие, но любовь. Любовь распятая, любовь, которая снова и снова воскресает. Святые, и надо сказать, что их много больше, чем принято думать, часто незамеченные или даже непринимаемые, ежедневно приносят тому доказательство. Бог воплощается, Бог пребывает с нами, разделяя радость Каны, как и ужас страданий Гефсимании. Он торжествует над смертью и адом, чтобы открыть нам пути Воскресения, которые тоже часто остаются незамеченными и неожиданными. (Свидетели надежды в кризисном мире. 1994. № 2)

О свидетельстве

Свидетельствовать о Воскресении через праздник, через радость и более всего через деятельное сострадание, которое есть внутренний импульс и нашего движения, не является ли это единственным средством радикального исцеления от насмешки и равнодушия? Обличение стоит не так много, надо служить, надо созидать (Свидетели надежды в кризисном мире. 1994. № 2)

О Бердяеве

Теперь несколько слов о Николае Бердяеве, умершем во Франции в 1948 г. Я его немного знал, это были конкретные деловые и незначительные отношения; его последняя опубликованная статья при жизни и моя первая статья появились в одном и том же издании. Не знаю, может быть, это знак? Но когда мне было 20 лет, то после прочтения одной книги Бердяева я сделал вывод: можно быть христианином. В философии Бердяева тема личности занимает одно из центральных мест. «Целый мир, – говорит он, – ничто рядом с человеческой личностью, по сравнению с тем единственным, уникальным, что есть в человеческом лице» (Личность по учению русских философов XIX – XX вв. 1992. № 6).

О личности

Каким же образом можно определить личность? Личность не отвечает на вопрос что, но на вопрос кто. И на вопрос кто можно ответить только именем собственным. Есть замечательное определение личности, данное Н. Бердяевым: если я говорю о ком-то, что у него два глаза, это его человеческая природа, и это не очень интересно. Но выражение его глаз – вот, что имеет значение; выражение его глаз передает через его природу его личность (Тема личности (по греческим отцам Церкви). 1992. № 5)
…Человек двойствен, противоречив, близок к Богу и близок к животному, благороден и подл, свят и жесток, колеблется между божественно-человеческим и зверино-человеческим. Стать тем, кто мы есть, ответить на призыв Божий – это соединиться с собой, превосходя себя, будь то во внутренней борьбе в сердце монаха или в битве Создателя жизни и красоты. Кто говорит личность, тот говорит – битва, сопротивление, победа над тяжестью этого мира, триумф свободы (Личность по учению русских философов XIX – XX вв. 1992. № 6).

О соборности

По образу Троицы каждый призван к тому, чтобы отдать свое собственное лицо Телу Христову, охватывающему все человечество, отдать и лицо своего языка, своей культуры, своего народа. Нужно, чтобы церковные общины стали теми центрами, откуда изливается соборность. Пусть наша жизнь разделится и пусть умножится, как преломляемый хлеб. Да не забудем мы, что на иврите слово, означающее хлеб, «лехем», также означает танец, мечту, примирение, прощение (Свидетели надежды в кризисном мире. 1994. № 2)

О зле

Невозможно объяснить зло как-нибудь технически, сегодня, например, какими-нибудь методами психоанализа. Зло – это не какая-то мировая пропасть, которую можно обойти или перейти, используя достижения человеческой науки, это – разрыв, разъединение. (Свидетели надежды в кризисном мире. 1994. № 2)

О Царстве Божьем

Отныне Царство таится в истории как сокрытый жар в недрах вулкана и порождает непрестанное обновление – если не потрясения, то, по крайней мере, кризис. Устремленное к концу, за которым не будет конца, к преображению твари, христианство не может прочно утверждаться в завершенных формах, за которые его упрекал Ницше, упрекали и упрекают все неоязычники. И каждый кризис, каждый великий момент потрясения приводит ко все более яркому осознанию бытия, к новой вспышке в огнях духа еще одной из неисчислимых граней того алмаза, который есть Тело Христово (Свидетели надежды в кризисном мире. 1994. № 2)

О надежде

Из терпения, но терпения творческого, рождается надежда, которая с этого момента его поддерживает и укрепляет. Мы живем ожиданием пришествия Бога, надеждой на возвращение каждой вещи к ее жизни в Боге, ставшем человеком, ожиданием Царства, которое «внутрь нас есть» и которое притягивает нас подобно магниту. Потому можно назвать надежду видением грядущего как уже наступившего – так, как говорил о ней св. Павел. Вера тоже касается вещей, как говорит апостол, которым еще только предстоит наступить, но она еще не обеспечивает верующему участие в реальностях, тогда как надежда таинственно убеждает нас в этом участии. Надежда есть как бы углубление веры, созревание веры, откровение проницаемости времен, концентрация веры до степени очевидности того, что мы видим гадательно… Надежда приходит к нам, когда наше отчаяние не замыкается на самого себя, но распахивается навстречу Тому, Кто сораспинается с нами, чтобы открыть нам в Себе, в Духе Святом, пути воскресения. Когда сердце раскрывается, когда сердце каменное становится сердцем плотяным, тревога, отчаяние, безнадежность исчезают понемногу по мере того, как размягчается ожесточенное сердце, корка, которая прятала наше истинное сердце. Отныне нет более идеологий, умозрений, и, прежде всего, умозрений богословских, которые мы принимали всерьез. Отныне есть люди. За игрой масок и страстей мы обнаруживаем, что они есть (Свидетели надежды в кризисном мире. 1994. № 2).