Сегодня день памяти Марии Парижской – матери Марии (Скобцовой) и вместе с ней прославленных свящ. Дмитрия Клепинина, Ильи Фондаминского и Юрия Скобцова. В этот день мы публикуем материал о матери Марии и ее сестре во Христе Иоанне (Рейтлингер)
Мать Марию (Скобцову) и сестру Иоанну (Рейтлингер) сближает очень многое: нелёгкая эмигрантская судьба, участие в РСХД, духовное ученичество у о. Сергия Булгакова, принятие монашеского пострига почти в одно время (1934 и 1932 гг.) и опыт иночества в миру, совместное творчество, приятие страданий и желание вернуться на родину, чтобы послужить ей. Духовно близкими мать Марию и сестру Иоанну делает взгляд на человека и мир во свете грядущего Царства Небесного — эсхатологический взгляд.
В богословии и церковной истории нет общеобязательного определения эсхатологии. Эта область остаётся открытой свободному осмыслению. Церковь понимает эсхатологию как ожидание откровения полноты Божественной жизни, как устремлённость к грядущему Христу и Преображению мира.
В таком взгляде сгорает вся шелуха жизни и открываются пути её обновления и преображения. Весь ХХ век (особенно в первой его половине) был обращён к «человеку как к эсхатологическому существу по своей природе». Это глубоко чувствовали и мать Мария, и сестра Иоанна.
В статьях и выступлениях 1920–1930 гг. мать Мария разными словами повторяет: «Всякому, кто не слеп, очевидно его (нашего времени) гибельность, всякий, кто не глух, слышит раскаты приближающегося землетрясения».
Это особое переживание мира, «стоящего у нового порога», вносит в жизнь творческое напряжение, дерзновение, готовность идти на риск ради преодоления обыденности жизни и высвобождения подлинного христианства — эсхатологического христианства. Можно смело сказать, что мать Мария и сестра Иоанна знали вдохновенное действие Духа, присутствие которого в их жизни и творчестве делает возможным говорить об их пророческом даре. Как писала в своем дневнике сестра Иоанна: «Пророчество — это раскрытие тайны Царствия». Можно добавить – раскрытие в образе (красках) и слове.
Два способа выражения эсхатологического опыта двух выдающихся личностей русской религиозной культуры можно увидеть вместе: в иконах и стихах, в первую очередь в иконе сестры Иоанны «Сошествие Святого Духа на апостолов», написанной в конце жизни (1981), и в поэме матери Марии «Духов день», созданной за три года до мученической кончины (1942).
Тайна, Господь, триединый Господь,
Бог, безначальный Отец, Сын предвечный,
Приявший от Девы нетленнейшей плоть;
Дух Утешитель, благой, бесконечный.
Тайна. Господних даров благодать,
Огнём искупленья пронзившая кости;
(Навеки не в силах победно восстать,
Враг задыхается в гневе и злости.)
Мы видим трёх ангелов во свете грядущего Царства, зарево которого поднимается за их фигурами. Алая горка – «как нестерпимый свет веков грядущих»; красные огневые проблески на одежде — «блики пронзающего огня искупленья». Так, начало предсодержит и конечное свершение.
Трудный путь мы избирали вольно,
А теперь уж не восстать, не крикнуть,
Все мы тщимся теснотой игольной
В Царствие небесное проникнуть.
Мы больше не вернёмся к рощам
У тихих вод Твоих возлечь,
Мы ждём дождя посевам тощим,
В золе мы будем хлеб наш печь,
Тебе мучительно быть с нами,
Бессильный грех наш сторожить,
Создал нас светлыми руками, —
Мы ж в свете не умеем жить.
За первородный грех Ты покарал
Не ранами и мукой —
Ты просто нам всю правду показал
И всё пронзил тоской и скукой.
Не то, что мир во зле лежит, – не так,
Но он лежит в такой тоске дремучей.
Всё сумерки — а не огонь и мрак,
Всё дождичек, — не грозовые тучи.
Судьба моя. Мертвящими годами
Без влаги животворной спит она.
Здесь мы видим, что «всё в тоске дремучей»; даже свадьба не утоляет жажду счастья (за столом все грустны, краски тусклы), и огонь жизни, цвет жизни — в этих огромных сосудах нового вина, вина Агапы — всеобъемлющей Божественной любви. В ней — «благоухание небесного брака и мистическая поэзия опоры в небесном Женихе…». (Прот. Сергий Булгаков «Дневник духовный». С. 13)
Глуше гремит труба,
Громче Архангела голос.
С треском разверсты гроба,
Небесная сдвинулась полость.
Облако, – нет. – костер,
Золото – огненный слиток,
Ангел сосуд простёр,
Пролил свой терпкий напиток.
Высохли сразу моря,
Уголь – деревья и травы,
Золото – пламя, заря –
Это грядёт к нам Царь Славы.
….И средь тлена
Среди могил вопит Езекиил,
Вопивший некогда в годины плена,
Костяк уже оброс узлами жил,
И плоть уже одета новой кожей.
Мы ждём, чтоб мертвых оживотворил
Животворящий Дух дыханья Божья.
И преклонились Божии уста —
Жизнь пронесётся молнией и дрожью,
И тайну Животворного Креста
Познает Иосафатова долина.
Могила Господа сейчас пуста,
И чудо прозревает Магдалина.
Последнее солнце и день наш последний
Из тысячи тысячных дней и часов.
Лишь несколько верных поймёт за обедней,
Что свился, как свиток, небесный покров.
Трава полевая, и звери в лесах.
И люди. – Всё в прах.
Волною последней огнистая лава
Голодный, стенающий мир Твой зальёт.
О, мука какая. А сердце поёт:
Тебе, показавшему солнце нам, слава.
Пусть разрывается сердце в груди.
Вот ангелы, трубы, огонь впереди.
Ей, Боже, гряди.
Уже и солнца шар не раскалён,
И завершат последний круг планеты,
Кончаются все времена времён,
И тихо гаснут мировые светы…
А всё ещё пронзает детский плач
И кто-то любит, кто-то деньги копит…
Но белый конь уже несётся вскачь, —
Нездешняя рука его торопит…
Весь кубок допит…
И будет новый мир и в мире – Новый Град,
Где каждый светлый дом и в доме каждый камень
Тобою, Отче наш, преображенный Лад.
Воздвигнутый из тьмы сыновними руками.
«…Среди всей этой нашей внешней жизни… растёт и строится Небесный Иерусалим, и таинственно прекрасны драгоценные его камушки – души наши…. О, как прекрасны краски Нового Града. А это и есть Царствие Небесное!» («Дневник духовный»).
Я чую приближенье белых крыл
Твоих, Твоих, сверкающая Птица.
Не человечья, а Твоя свобода
Живое в красоте преобразит
В преддверии последнего Исхода.
Здесь образ птицы и поэтическое слово соединяют начало – сотворение мира и конец – второе творение.
Какие праздничные дни –
Чем дальше в жизнь, тем чаще, чаще.
Мне кажется трава сродни,
И старый дуб – мой милый пращур…
Мы выйдем из могил и нор, —
Зверь, камень, человек, растенье, —
И предрешит Твой приговор
Всеобщее восстановленье.
Всего коснись и всё преобрази,
Ты, – Солнце незакатного полудня.
Вот голый куст, а вот голодный зверь,
Вот облако, вот человек бездомный.
Они стучатся. Ты открой теперь,
Открой им дверь в Твой Дом, как мир огромный.
О, Господи, я не отдам врагу
Не только человека, даже камня
О имени Твоём я всё могу и смерть легка мне.
В этих образах и слове мы слышим активный, творческий эсхатологизм, проникнутый пафосом всеобщего восстановленья. Человек призван готовить пришествие Царства, активно идти ему навстречу. По словам Н.А. Бердяева, это то «общее дело», к которому призван человек.
…Снял ангел с Откровения печать –
И гул достигнул до земного слуха.
Его услышав, не дано молчать
Вздыхало раньше далеко и глухо,
Как вздох проснувшегося. А потом
Как ураган шумели крылья Духа
И прах, и небеса заполнил гром.
И лезвием блестящим рассекала
Струя огня храм, душу, камень, дом…
Здесь мы видим мощный образ действия Духа Святого, стремительно хлынувшего в мир. Языки пламени ищут – где, на ком они могут почить. Весь мир отныне может становиться вместилищем Божественной жизни.
Здесь мы дошли до кульминации эсхатологического переживания матери Марии, которая видит, что человек, человечество не хочет принимать этот «пламень любви, который есть Бог… в котором всё тает, сгорает, и воскресает», не хочет Креста Любви.
О, Дух животворящий, этой боли
Искал Ты? О, неузнанная весть,
Людьми не принятая весть о воле.
Где средь потопа Белой Птице сесть?
Где среди плевел отобрать пшеницу?
Что может пламень в этом мире съесть?
Лети от нас, истерзанная Птица.
К Тебе никто не рвется, не привык.
Не можешь Ты ничьей любви добиться.
Эти переживания близки и сестре Иоанне, которая пишет в «Дневнике»: «Грустно за людей, за мир». Об этом же пишет и прот. Сергий Булгаков: «Мир освящается, прославляется действием Святого Духа и в силу этого действия Пятидесятницы наступает Парусия. Так Пятидесятница обращена к Эсхатологическим свершениям». Но эти свершения – богочеловеческое усилие. По мысли Н.А.Бердяева, «пассивное ожидание в подавленности… не может уготовлять Второго пришествия, – оно уготовляет лишь Страшный суд».
Последняя икона в нашем ряду. Образ Божьего призыва и человеческого ответа. Образ чаяния.
Мы не потонем, если будем верить,
Вода – дорога гладкая ногам.
Но надо выбрать раз. Потом не мерить,
Не сомневаться, как бы не пропасть.
Пошел – иди. Пошла – иду. Ощерит
Тут под ногами бездна злую пасть.
Пошла – иду. А дальше в воле Божьей
Моя судьба.
***
Общность судьбы и веры, единство в Духе матери Марии и сестры Иоанны дают возможность услышать их произведения как единый язык. Язык, за которым стоит присутствие их личностей и Самого Источника вдохновения. Их образ и слово обращены к заложенной в нас духовной потребности и пробуждают эсхатологическое мироощущение, так необходимое для понимания того, как жить человечеству в оставшиеся ему сроки. Опыт соединения стихов матери Марии и икон сестры Иоанны позволяет говорить о том, что эсхатологическое видение жизни, присущее им обеим, – является для них вдохновением к творчеству, свободе, подвигу и прозрению духовных тайн.
Давно я вглядываюсь. Сердце знает
И то, чего не уловляет слух.
И странным именем всё называет.
Мы все стоим у нового порога…
Звериное чутьё иль дар пророка,
Но только не от разума учёт
Даёт нам чуять приближенье срока…
Как говорил академик С.С. Аверинцев: «Пожелаем друг другу при подходе к новой череде времён зоркости и чуткости по отношению к знамениям времён, неповреждённой исторической памяти и бодрственной готовности встретить и распознать всё, что нас ожидает…»