В день памяти жертв политических репрессий здесь вспоминали многих людей — от первого священника-новомученика Иоанна Кочурова, погибшего от руки большевиков через неделю после Октябрьского переворота, до академика Лихачева, в молодости отсидевшего в соловецком концлагере и почившего несколько лет назад.
Каждый читал всего пять имен из Ленинградского мартиролога — вышло уже 13 томов, а не упомянутых в этих книгах людей хватит еще на много томов. Инициатор и издатель мартиролога — Анатолий Разумов — стоял рядом с читавшими, переворачивал страницы со списками, молился. Его сменяла Юлия Балакшина, председатель Свято-Петровского православного братства, одного из организаторов чтений. В течение восьми часов цепочка читавших не прерывалась. Гораздо чаще, чем в прошлые годы, читавшие имена вспоминали кого-то из родных или дорогих людей. Звучали имена режиссера Всеволода Мейерхольда, философа Льва Карсавина, членов православных братств Петрограда-Ленинграда.
Елизавета Боярская вспомнила своего прадеда. Она не давала интервью, мало кто даже успел ее сфотографировать. Единственное, что актриса сказала в частной беседе, - что в их семье занимаются историей прадеда, издана целая книга о нем.
Футболист Сергей Семак собирался прийти на чтения вместе со своими старшими детьми, но они заболели. Он рассказал, что говорит с ними об истории России, в том числе и об этих ее страницах, с самого раннего возраста - «как только они начинают что-то понимать» (у Сергея семеро детей). Вот и теперь они знали, куда пошел отец.
Прима-балерина Мариинского театра Ульяна Лопаткина не знает, были ли в ее семье репрессированные, но в этот день посчитала необходимым прийти и вспомнить тех, память о которых убивали десятилетиями.
Актер Сергей Мигицко назвал 30 октября святым днем для нашего народа, потому что покаяние нужно всем:
- Как говорит мой герой-городничий из пьесы Гоголя «Ревизор», а я обращаюсь в зал с этими словами: «Я не вижу здесь ни одного человека, который бы не имел за собой никаких прегрешений».
Анатолий Васильевич Чельцов простоял на Троицкой площади несколько часов. Его дед - прославленный церковью святой, новомученик отец Михаил Чельцов. Книгу о своем дедушке Анатолий Васильевич подарил автору Ленинградского мартиролога Анатолию Разумову. В ней Анатолий Васильевич разбирает оба уголовных дела своего деда, по первому делу тот проходил вместе с митрополитом Вениамином (Казанским) и был вместе с ним приговорен к расстрелу, но в тот раз смертная казнь была заменена концлагерем. Расстреляли отца Михаила позже, в 1931-м. Эта книга не только о репрессиях — она о самом человеке, о его служении Богу, о судьбе его родных, близких и дальних. В первые послереволюционные годы отец Михаил возглавлял православное братство, существовавшее при Свято-Троицком Измайловском соборе Петрограда, члены которого помогали жителям города в тяжелые годы разрухи.
Некоторые люди приходили с фотографиями своих родных, газетными вырезками о них, рассказывали их истории. Большинство из них узнали о том, что репрессии коснулись их семьи, в годы перестройки и теперь им хочется поделиться этой трагедией, но часто некому и рассказать, кроме как 30 октября здесь, у Соловецкого камня.
В этом году Свято-Петровское братство предложило желающим брать в свои семейные альбомы фотографии репрессированных - чтобы вспоминать их не только 30 октября. Подготовленные 60 фотографий разошлись все до единой. Традиционно рядом с камнем стояли стенды с фотографиями репрессированных родственников ныне живущих петербуржцев. Среди них - крестьяне, священники, дворяне, интеллигенция... За историей каждого репрессированного человека — не только его судьба, но и судьбы всех, кто был с ним связан — родных, друзей, сослуживцев.
Не случайно поэтому в заупокойной молитве были прошения не только о репрессированных, но и об их семьях, и о тех, кто не устоял в испытаниях:
- О родителях, женах и детях тех, кто был назван врагами народа, об искалеченных судьбах и обесчещенных именах этих людей; обо всех, кто был сломлен духовно, кто вынужден был отказаться от своих близких, кому не хватило силы веры; о согражданах наших, которые оказались равнодушным к тому, что творилось на нашей земле, доверились клевете и лживой идеологии, кому не хватило мужества признать правду, поступить по совести...
Молились обо всех, живших тогда и живущих сейчас, и о нашей стране — чтобы простил Господь нам грех ненависти, братоубийства и предательства и помиловал нас.
При чтении имен больше всего поражаешься, слыша возраст людей и их профессии: конюх, плотник, электромонтер, 23 года, 30 лет, 72 года... Кто-то не выдержал и спросил: и это все вредители, враги народа?!
Но были и другие высказывания - о том, что вот и сейчас надо пройтись по улицам и арестовать... всех бомжей и наркоманов, или что репрессии - это проблемы репрессированных, а не нас с вами. Немало людей проходили мимо, когда им предлагалось взять свечу, чтобы вечером зажечь ее у себя дома в память о погибших. Встречая такую реакцию, еще больше понимаешь, для чего нужны эти чтения. Мы действительно потомки тех, кто выжил, результат антропологического эксперимента.
И все-таки память об этих тяжелых страницах нашей истории потихоньку оживает. В этом году в Петербурге появилась еще одна площадка, на которой читали имена погибших, - на площади Тургенева, где в советское время был разрушен Покровский храм. Именно о нем Пушкин писал:
Теперь не там, но верною мечтою
Люблю летать, заснувши наяву,
В Коломну, к Покрову - и в воскресенье
Там слушать русское богослуженье.
По-прежнему чтения «Хотелось бы всех поименно назвать» проходили в музее Анны Ахматовой в Фонтанном доме и на Левашовском кладбище.
А в 9 вечера 30 октября в некоторых домах города зажглись свечи — в память обо всех погибших в годы советских репрессий, потому что мы хотим, чтобы память, которую столько лет пытались убить, все-таки ожила.
Репортаж телеканала «Союз» с чтений «Хотелось бы всех поименно назвать»