Церковь никогда не жила без братств

Каждый человек подспудно ищет братских отношений, открытых и построенных на доверии и любви. Но не всегда, глядя на современную церковь, человек может догадаться, что именно в ней зародились братские отношения. Братское движение в церкви никогда полностью не исчезало, хотя и переживало периоды расцвета и упадка. Если бы не эти очаги подлинной жизни, то Церковь не была бы той, о которой Христос сказал: «Создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Мф 16:18).

Братская жизнь – это жизнь в мире сем не от мира сего. Братство – иночество мирян в миру. В XIX веке эту интуицию выразил один из самых христианских писателей Ф.М. Достоевский. Вернуть миру надежду на возможность братского единения людей может, по его мнению, русский инок, а «неверующий деятель у нас в России ничего не сделает, даже будь он искренен сердцем и умом гениален…». Такими русскими иноками, подчас неведомыми миру подвижниками, вышедшими на спасение Руси, и стали в XIX веке Николай Попов, Александр Гумилевский, Николай Неплюев, Иоанн Егоров и многие другие создатели православных братств. С их именами связано возникновение братств в Русской православной церкви.

О том, что такое братство, какими братства были, как развивалось братское движение в истории России, рассказала Юлия Балакшина, д.ф.н., зам.зав.кафедрой церковно-исторических дисциплин Свято-Филаретовского православно-христианского института, в рамках лекции «Свобода? Равенство? Братства!», прошедшей 19 апреля по инициативе Вознесенского братства в Благотворительном собрании «Все вместе».

Она отметила, что хотя «многие считают братства новыми и невозможными формами для нашего общества, дух братства, который делает Церковь Церковью, был всегда, и из Церкви не испарился, а при утрате братского общения, не будет и благодати христианской жизни».

Как рассказала Юлия Валентиновна, первые братские движения появились на территориях Юго-Западной Руси в неблагоприятные для православной церкви времена. Несмотря на то, что православие в Литве преобладало численно, с 1378 г. католичество официально стало господствующим исповеданием, а в 1569 г. Литва (включая территории Юго-Западной Руси) присоединилась к Польше (Люблинская уния). Целью братств была защита православия от полного уничтожения. Так же они были своеобразной реакцией на внутренний кризис церковной жизни. Появившиеся братства: Львовское (1439 г.), Виленское (1458 г.), Киевское, Луцкое, Могилевское, Оршанское, Брестское, Пинское, Бельское, Минское и множество других в XV веке еще не имели настоящего веса и значения. Расцвет братств пришелся на XVI век. Так Львовскому и Виленскому братствам в 1588 году патриархом Константинопольским Иеремией был присвоен статус ставропигии. Уставы этих братств, и прежде всего Львовского, дают представление и об их внутреннем устроении, и о тех церковных задачах, которые они перед собой ставили. Братства ориентировались на образ жизни и примеры первых христиан, подчеркивая, что братство явление не новое, а древнее.

Импульсом для второй волны братского движения в России в 60-х годах XIX века стало появление большого числа свободных крестьян, после отмены крепостного права.

Форма братств была предложена для поддержки людей, утративших привычные связи, и для возможности христианского общения. Но выяснилось, что способность самоорганизации была весьма подорвана временем крепостничества и поэтому организовать братства смогут либо русские аристократы, либо священники. Создатели братств стремились сохранить главное – душу народа, немыслимую без живых связей христианской любви, а собирающей энергией для братств 1860-х годов стала «бескорыстная, ради единой любви ко Христу деятельность», или, как бы мы сегодня сказали, служение. Так петербургский священник Александр Гумилевский, создал в 1863 г. Приходское Христорождественское братство. В своем служении он искал формы исконные, но забытые, обращаясь к примерам братств Юго-Западной Руси и к опыту ранней церкви. Он создал братскую общину сестер, служащих братству, по примеру древних православных диаконисс; восстановил «способ благотворения, который издревле употреблялся в христианской церкви» – «вечери любви» (агапы) или «братские обеды» для бедных и нищих.

Церковная и светская власть ставили «стихийный» процесс зарождения братств под строгий контроль. Были определены сферы деятельности, признанные полезными с точки зрения государства. Отметим несколько подходов к типологии этих братств: по направлениям деятельности, закрепленным в «Правилах» 1864 года (миссионерские, благотворительные, просветительские, храмоустроительные), по масштабу деятельности (епархиальные, приходские, при духовных учебных заведениях), по характеру внутренних связей (братства – общества, братства – «союзы любви»). Однако даже в последнем случае, когда организаторы братства делали акцент на особых связях любви, соединяющих между собой членов христианского сообщества (Христорождественское братство отца Александра Гумилевского или Крестовоздвиженское братство Н.Н. Неплюева), братство возникало вокруг конкретной задачи, не получавшей разрешения на уровне официальных церковных и государственных структур. Братства вызвали настороженную реакцию у правительства. Например, братство отца Александра Гумилевского не смогло утвердить свой устав.

Крестовоздвиженское трудовое братство, созданное Н.Н. Неплюевым в 80-х гг. XIX в., стало настоящим ответом на вызовы времени. Это было, безусловно, не забавой богатого барина, а плодом его заботы о русском народе, формой его ответственности за Россию, в которой он видел рассогласование строя «частной, общественной и государственной жизни с христианской верою». Трудовое братство, созданное из крестьянских детей мыслилось, с одной стороны, как экономическое предприятие, позволявшее оградить созидательный труд от антихристианской экономической борьбы за существование, с другой – как братская община, созданная по примеру времен апостольских, в которой «искренно верующие христиане нашли бы возможность согласовать всю жизнь с верою, жить в единомыслии и единодушии с искренними братьями о Христе».

Несмотря на увеличение численности братств, к началу XX века нарастает тенденция превращения братств из воплощения евангельского идеала общения учеников Христовых, собранных вокруг Христа, из союзов любви в благотворительные или просветительные организации. По замечанию отца Александра Гумилевского братства только принимали название «братства», но мало заботились о возрождении духа братской любви, а больше были озабочены формированием тех или иных сообществ.

Третья волна настоящего расцвета братского движения в России наступает после революции 1917 года. Следует отметить, что братства новой исторической эпохи – Петроград (Александро-Невское братство и более 20 других братств), Москва (Братство-союз ревнителей и проповедников православия), Киев (братство во имя Иисуса Сладчайшего, основанное архимандритом Спиридоном (Кисляковым)), – складываются благодаря личному выбору людей, их ответственной церковной позиции. Гонения на церковь со стороны власти большевиков и необходимость защиты и сохранения православных святынь стали новым импульсом для появления православных братств. Патриарх Тихон эту форму объединения верующих видел как самую оптимальную в условиях гонения церкви и доверял ей. В своем послании о вступлении на патриарший престол Православной Российской церкви от 18 (31) декабря 1917 года он призывает верующих сплотиться, образовать из своей среды союзы и братства. Сначала типологически, большинство союзов и братств имели в своей основе задачи сохранения святынь, и в этом смысле, как отметила Юлия Балакшина, их можно назвать «охранительными» и сопоставить скорее с братствами Юго-Западной Руси. Но кроме этого, в краткий срок с 1918 по 1922 гг. легально и далее до 1932 г. полулегально эти братства решали уже совсем иные задачи: брали на себя просветительские функции и задачи, которые были до революции возложены на церковные структуры. Велась подготовка священников и совершались тайные постриги, сохранялась иноческая традиция.

В связи с этим особо хочется отметить утверждение Юлии Валентиновны, что «именно в братствах 20-30-х годов XX века в большей степени происходило восстановление эсхатологического опыта церкви через восстановление личностности и соборности, возможно потому, что исторический момент, с которым было связано их возникновение, был наполнен знаками конца, и именно братства попытались дать духовный отпор бесам, разбушевавшимся в России. Братства, прежде всего внутри самих себя, стремились к преодолению ненавистной розни мира сего, выходили на борьбу со злом и грехом в человеке, церкви и обществе».

В результате в ситуации, когда церковь в России перестала быть государственной, с окончанием Константиновского периода церковной истории, братство уже становится не одной из дополнительных, компенсаторных форм организации церковной жизни, а одним из основных способов устроения жизни христиан в новых условиях, экклезиологической формой жизни по Евангельскому идеалу. Братства снова обрели церковный характер. Постепенно формируется в самосознании руководителей некоторых братств «предельная задача: сохранить и возродить Церковь». Так епископ Иннокентий (Тихонов) пишет в 1923 году из ссылки своим духовным чадам, что только строгое послушание по отношению к Церкви в соединении «с самопожертвованием и молитвенным подвигом может спасти, воистину возродить Русскую Церковь». Он утверждает, что братство это уже не просто форма устроения церковного бытия, а прямой путь к спасению и прямой путь к Церкви и «оно есть жизнь Церкви в Церкви, которая не есть какое-то внешнее учреждение, но напротив семья наша, истинное единение наше во Христе… Паки и паки скажу вам: Братство есть единственно истинная в условиях нашей жизни форма Церковного единения; форма притом такая, какую, думается, не разрушат и самые врата адовы»

В результате массовых репрессий в 1932, а затем в 1937 гг., направленных против руководителей братств и их членов, большинство братств были уничтожены. Оставшиеся немногочисленные братства, подобно братствам епископа Макария (Опоцкого), существовали на глубоко нелегальном положении.

Но братский дух никогда не угасал, и в 1960-е годы Борисом Талантовым было создано Братство Вятских христиан. А в 1970-х годах берет свое начало общинно-братское движение, возглавляемое священником Георгием Кочетковым. Начало 90-х также было ознаменовано явлением ряда православных братств, и по сей день продолжающих свое существование.

Братские движения всегда зарождались не по обывательским законам, но как попытка возрождения новозаветного опыта первых общин древней церкви, иных отношений. Кроме собственно церковных, были спровоцированы многочисленные просветительские и благотворительные инициативы. Но сердцем этих движений всегда было желание в исторических условиях найти возможность жизни по Евангелию, как первая община учеников, в нынешних условиях. Попытка показать пример жизни по доверию, любви, в общении, жизни не для себя, начаток Царства Божия на земле.

Хочется привести слова Ф.М. Достоевского, в которых наиболее четко выражена тоска по братству «Зачем мы все не так, как бы братья с братьями?»: «… Западный человек толкует о братстве как о великой движущей силе человечества и не догадывается, что негде взять братства, коли его нет в действительности. Что делать? Надо сделать братство во что бы ни стало. Но оказывается, что сделать братства нельзя, потому что оно само делается, дается, в природе находится. А в природе французской, да и вообще западной, его в наличности не оказалось, а оказалось начало личное, начало особняка, усиленного самосохранения, самопромышления, самоопределения в своем собственном Я, сопоставления этого Я всей природе и всем остальным людям, как самоправного отдельного начала, совершенно равного и равноценного всему тому, что есть кроме него. Ну, а из такого самопоставления не могло произойти братства. Почему? Потому что в братстве, в настоящем братстве, не отдельная личность, не Я должна хлопотать о праве своей равноценности и равновесности со всем остальным, а все-то это остальное должно бы было само прийти к этой требующей права личности, к этому отдельному Я, и само, без его просьбы должно бы было признать его равноценным и равноправным себе, то есть всему остальному, что есть на свете Мало того, сама-то эта бунтующая и требующая личность прежде всего должна бы была всё свое Я, всего себя пожертвовать обществу и не только не требовать своего права, но, напротив, отдать его обществу без всяких условий…». (Ф.М. Достоевский. Зимние заметки о летних впечатлениях. Глава VI. Опыт буржуа. 1862-1863).

Полный вариант лекции – здесь.