Создавайте духовные союзы!

Братства – одна из самых первых форм существования церкви, известная с апостольских времен, возрождавшаяся в разные эпохи жизни церкви. В нашей стране к самому слову «братство» относятся с настороженностью и подозрительностью, зачастую ничего не зная ни о деятельности многочисленных православных братств, существовавших в нашей стране до революции 1917 года, ни о той роли, которую сыграли братства в сохранении Русской православной церкви в годы гонений.

Сто лет назад, 1 февраля 1918 года, в разгар революционных событий и обстановке начавшихся гонений на церковь, предчувствуя наступление какой-то новой эпохи в ее истории, патриарх Тихон призвал архипастырей и пастырей «устроять духовные союзы». Сквозь вековую толщу призыв святителя, кажется, достиг ушей архипастырей, пастырей и всех верных чад Русской церкви, и глазами веры сегодня можно разглядеть в ней не только исторический интерес к братской традиции, но и знаки возрождения самого братского движения.

Одним из таких добрых знаков стала всероссийская научная конференция «Православные братства в истории России», прошедшая в Санкт-Петербурге с 1 по 3 февраля по благословению митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Варсонофия в Просветительском центре во имя святого новомученика архимандрита Льва (Егорова) при Феодоровском соборе. На конференции говорили о самых разных аспектах жизни православных братств: как они возникали и чем отличались от дореволюционных братств, как отвечали на гонения, как влияли на самостоятельность церкви и ее роль обществе, а также о перспективах братского движения в нашей стране.

 

100 лет назад

С трудом мы можем представить весь трагизм происходившего сто лет назад: церковная иерархия, духовенство и миряне, лучшие из которых участвовали в недавно начавшемся Поместном соборе, ожидали, что церковь наконец-то станет свободной от государственных оков. Однако после Октябрьского переворота «на их глазах православная Россия превратилась в богоборческий ад», говорит протоиерей Георгий Митрофанов, заведующий кафедрой церковной истории Санкт-Петербургской духовной академии. «С разных концов страны поступают сообщения об убийстве духовенства и православных иерархов руками “по рождению православных” людей. В ряду массовых убийств православного духовенства и просто невинных верующих даже убийство императорской семьи не воспринималось чем-то неординарным», – добавляет отец Георгий. Власти вовлекают людей в богоборческую деятельность, и совсем недавно «православный» народ в своей массе поддерживает антицерковную кампанию.

Одним из первых посягательств на святыни церкви стала попытка захвата Александро-Невской лавры советскими властями в феврале 1918 года. В ответ на официальное требование наркома Комиссариата государственного призрения Александры Коллонтай сдать все дела по управлению домами, имуществами и капиталами Лавры, духовенство и миряне города собрались для определения дальнейших действий, рассказывает историк Михаил Шкаровский, главный архивист Центрального государственного архива. Было решено «твердо заявить народным комиссарам, что православный русский народ не допустит отобрания имущества у монастырей и храмов, не допустит поругания его заветных святынь». Резолюцию подписали митрополит Петроградский Вениамин, оба его викария и все присутствовавшие, подписные листы были разосланы по храмам города. Не дождавшись добровольной сдачи Лавры, 1 февраля (по старому стилю 19 января) власть отправила вооруженный отряд с целью захвата обители силой. Внеурочный набат из Лавры привлек целый поток устремившихся в обитель людей. Настоятель Скорбященского храма протоиерей Петр Скипетров попытался остановить солдат, обратившись к ним с речью, но был смертельно ранен. В следующие два дня митрополит Вениамин (Казанский) созывает крестные ходы в защиту Лавры, на одном из которых и родилось Александро-Невское братство (изначально названное Братством по защите святынь Александро-Невской лавры).

Как отмечает Алексей Беглов, старший научный сотрудник Центра истории религии и церкви ИВИ РАН, «события в Александро-Невской лавре – очень заметные, квинтэссенция того, что происходит в стране… подобные события меньшего масштаба происходят по всей России, и одновременно с этим происходит консолидация верующих на волне начинающихся гонений – либо ты с гонителями, либо защищаешь церковь, теплохладных людей становится всё меньше».

Возрождению братского движения также способствовало изменение сознания церковных иерархов и духовенства – это отчетливо проявляется в решениях Поместного собора от 1918 года, направленных на развитие местной инициативы, прежде всего – «Приходском уставе», предусматривавшем широкое привлечение прихожан в органы церковного управления.

Это был настоящий взрыв. Неформальные объединения верующих стали возникать почти массово. Они не только защищали церковные святыни, но и в дальнейшем помогали пострадавшим от советских гонений, заключенным, занимались делами милосердия в больницах и детских домах, а также просветительской и миссионерской деятельностью. Воспоминания современников и научные исследования согласно указывают и на необыкновенную духовную атмосферу, царившую в возродившихся и вновь образовавшихся братствах и союзах приходов.

 

До и после революции

Уже к 1914 году в России существовало более 700 православных братств, занимавшихся самой разнообразной деятельностью. Однако братства, возникшие после 1917 года, принципиально отличались от дореволюционных, подчеркивает Юлия Балакшина, ученый секретарь Свято-Филаретовского института. По ее словам, «судьба братств, возникших до революции, оказалась после 1917 года недолговечной, и уже к 1920 году практически все они прекратили свое существование. В то же время поднялась новая волна братского движения».

Дореволюционные братства различались по направлениям деятельности (миссионерские, благотворительные, просветительские, храмоустроительные), по ее масштабу и административным особенностям (епархиальные, приходские, при духовных учебных заведениях), по характеру внутренних связей (братства – общества, братства – «союзы любви»). Однако даже когда организаторы братства делали акцент на особых связях любви, соединяющих между собой членов христианского сообщества (Христорождественское братство отца Александра Гумилевского или Крестовоздвиженское братство Николая Неплюева), братство возникало вокруг конкретной задачи, не получавшей разрешения на уровне официальных церковных и государственных структур.

Братства, возникшие после революции, изучены пока меньше, но очевидно, что типологически большинство из них возникало для решения одной конкретной задачи – защиты от поругания православных святынь. В этом смысле их можно назвать «охранительными» и сопоставить скорее с братствами Юго-Западной Руси. «Однако в краткий срок с 1918 по 1922 год легально и далее до 1932 года полулегально эти братства решали уже совсем иные задачи. Они брали на себя те сферы церковной жизни, которые традиционные церковные институции в условиях новой религиозной политики не могли выполнять: миссию, духовное образование, просветительскую и издательскую деятельность, проповедничество, – подчеркнула Юлия Балакшина. – Постепенно в самосознании руководителей некоторых братств формировалась и предельная задача: не только компенсировать деятельность официальных институций, некогда связанных с государством и теперь лишенных возможности нормального функционирования, но и по сути – сохранить и возродить церковь».

Вскоре после революции братства перестали быть привязанными к той или иной церковно-административной территориальной единице и были по преимуществу межприходскими или внеприходскими. В то время как дореволюционные братства активно появлялись на окраинах Российской империи для решения миссионерских и просветительских задач, после революции центр братской активности смещается с окраин в крупные столичные города: Петроград (Александро-Невское и более двадцати других братств), Москву (Братство-союз ревнителей и проповедников православия), Киев (братство во имя Иисуса Сладчайшего, основанное архимандритом Спиридоном (Кисляковым)). «Братства новой исторической эпохи складываются благодаря личному выбору людей, их ответственной церковной позиции, – говорит Юлия Балакшина. – Условия жизни ставят братчиков в ситуацию не только перемещения по различным храмам города, но и полного или частичного рассеяния в результате советских репрессий, однако разрыв с местом не приводит ни к крушению веры, ни к прекращению отношений».

Если братства синодального периода по своему типу тяготели более к общественным организациям, то возникшие после 1917 года союзы вновь обрели прежде всего церковный характер, причем такое изменение они сами воспринимали не как новшество, а как возвращение к подлинной традиции. Так, священномученик Иннокентий Тихонов, один из основателей и руководителей Александро-Невского братства, писал: «Многие знают о православных церковных братствах только по слухам и смотрят на предполагаемое братство как на что-то новое, небывалое и поэтому невозможное у нас. Братство – дело весьма древнее… Оно есть жизнь Церкви в Церкви, Которая не есть какое-то внешнее учреждение, но напротив семья наша, истинное единение наше во Христе… Братство есть единственно истинная в условиях нашей жизни форма Церковного единения; форма притом такая, какую, думается, не разрушат и самые врата адовы».

 

На переломе эпох

Это стремление братств воплощать полноту Евангельского откровения делает особенно интересным обращение к их экклезиологическим основаниям. Размышлениями о том, как четыре свойства Церкви, зафиксированные в Символе веры, – единство, святость, соборность и апостоличность – осуществляются в общинах и братствах, поделился священник Георгий Кочетков, ректор Свято-Филаретовского института и основатель Преображенского братства – пожалуй, наиболее заметного движения в современной Русской православной церкви.

Братства сильно продвинули церковь на пути к единству, будучи значительно более смелыми и открытыми в отношениях межконфессиональных и межцерковных. «Это не безбрежный экуменизм, а движение сердца, которое обретает общий язык любви. В церкви часто этот язык не ищут или ищут только в политической и социальной сфере», – говорит отец Георгий.

Братский и общинный опыт реанимирует и аскетическую традицию церкви, в наше время, по словам ректора СФИ, очень упрощенную и искаженную тем, что «на первый план выходят элементы второстепенные, а самое главное остается в забвении или на периферии».

Можно говорить и о возрастании церкви в своем общинно-братском изводе в духе соборности, считает отец Георгий: «Это видно из истории послереволюционных братств: из того, как они выбирают старших – без всяких споров и подозрений в антиклерикальных настроениях, в том, как они устанавливают консенсус по основным параметрам своей внутренней жизни». В этом же ряду стоит ожившее в послереволюционных братствах желание включить в церковную жизнь всех христиан, преодолеть проблему номинального христианства и, как следствие, искаженного отношения к таинствам, церковного индивидуализма.

Также отец Георгий обратил внимание на постоянство церкви в обращении именно к братским основаниям и даже формам устроения жизни церкви: «Апостолы жили в общине и основывали братства – не приходы, не епархии. Мы должны оценить это, чтобы понять, почему жизнь в общинах и братствах – неотъемлемое качество церковной полноты». Вместе с тем, как подчеркнул отец Георгий, сегодня понятие «братство» не является тождественным понятию «церковь»: за две тысячи лет существенно изменилось, расширилось и углубилось его восприятие, и в наше время это «в какой-то степени неологизм».

На переломе эпох церковная традиция всегда обновляется и рождает новые формы. Сегодня, когда, во-первых, завершилась многовековая константиновская эпоха церковной истории, а во-вторых, очень разрушительный для церкви советский период, должны народиться новые отношения между церковью и государством, церковью и обществом, церковью и культурой, церковью и народом, и не последнюю роль в формировании этих отношений будут играть православные братства. То, что противостоит сегодня братскому движению, «показывает себя как нечто нецерковное или антицерковное», подчеркнул отец Георгий Кочетков. По его мнению, укрепление и развитие общинно-братских начал в церкви будет способствовать и ее внутреннему обновлению и оздоровлению, позволяя ей противостоять опасностям клерикализма и папизма, раздробленности на «микроконфессии», антихристианским тенденциям фундаментализма и секуляризма.

 

Братства в новейшее время

Что же такое братство в современной церковной ситуации – «лекарство для прихода», объединение для мобилизации христиан на решение определенной задачи, церковное собрание, «союз любви»? Какова их роль? И каковы перспективы братского движения? Эти вопросы обсуждали участники конференции на итоговом круглом столе.

«Есть два оттенка значения в слове “братство”. Первый – братство как принцип, как качество церкви, которое не прописано в Символе веры, но является существенной стороной Церкви. В Новом завете встречается слово “братство”, и Христос заповедует братство своим ученикам. А второй – братство как конкретное собрание, эмпирическая реальность, братство в этом смысле может быть синонимом общины», – подчеркнул протоиерей Александр Сорокин, настоятель храма Феодоровской иконы Божией Матери.

Протоиерей Константин Костромин, проректор по научно-богословской работе СПбДА, отвечая на вопрос о роли братств в выживании Русской церкви в годы гонений, поставленный в ходе конференции протоиереем Георгием Митрофановым, охарактеризовал братство как собрание, через которое действует Святой Дух: «Братства, какими бы они не были разными, не создавались по приказу, это всегда оставалось потребностью ситуации. В царской России братства помогали реализовывать официальные цели, а когда церковь находилась под спудом – братства ее защищали. Значит, это было естественное явление Духа; братства не помогали церкви выжить, а сами были проявлением Духа, были его орудием».

«С помощью братств в годы гонений реализовались слова Иисуса Христа: “Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее” (Мф 16:18). И “врата ада” не одолели церковь, а братства были той формой, в которой Духу Святому было дано плодоносить», – добавил протоиерей Александр Сорокин.

Отец Георгий Кочетков напомнил о таких печальных фактах в истории церкви как исчезновение православных церквей в Азии, Северной Африке, отметив, что во многом жизнь нашей церкви зависит от нас: «Человеческая свобода такова, что человек может заблокировать действие Божье: Бог действует через людей, и человек может отторгнуть действие Божьей благодати». По его мнению, учитывая трагичность нашей истории, братства были «хоть и запоздалым, но откровением свыше для нашей церкви». Отец Георгий напомнил, что «одними из самых стойких среди мирян были как раз братчики. Я очень рад, что по инициативе Свято-Петровского братства на Левашовской пустоши поставлен крест в память членов братства, погибших в годы гонений. Поэтому, отдавая должное памяти этих людей, которые до конца оставались верными Богу и Церкви, следует сказать – это слава нашей церкви, то уникальное сокровище, которым мы должны делиться со всем миром. Мы можем сказать, что братства помогли нашей церкви и жить, и выживать».

Говоря о современных условиях для возникновения церковных братств, Дмитрий Гасак, первый проректор СФИ и председатель Преображенского братства, отметил, что сегодня общество и законодательство предоставляют возможность для создания свободных объединений людей, в то время как в Уставе РПЦ их место не предусмотрено. «Это говорит о разнице между церковным и общественным сознанием, о том, что церковь не пользуется теми возможностями, которые ей предоставляются», – подчеркнул Дмитрий Гасак.

Вместе с тем, первичны для возникновения братств не внешние условия, а внутренний импульс, связанный с верой в Церковь. «Часто этой веры не хватает, иначе не было бы такого затишья по поводу тех трудностей и проблем церковной жизни, которые существуют на сегодняшний день, – подчеркнул Дмитрий Гасак. – Когда есть вера, можно совершить многое из того, что кажется невозможным: как, например, отец Павел Адельгейм, который построил храм в Кагане в 1969 году, несмотря на прямой запрет властей. Вера в Церковь первична, ее нужно иметь и укреплять, несмотря на все трудности, опасности и неудобства, которые с этим связаны».

По мнению отца Георгия Кочеткова, явного стремления к братской жизни сейчас не видно, однако интерес к братствам, к неформальным живым союзам верующих у людей есть, особенно у молодежи. И это особенно бросается в глаза на фоне нарастания негатива в отношении официальных церковных структур: «Церковь перестали понимать и воспринимать, народ снова ее отторгает, часто со злобой, и не только в столице, но и по всей стране… Это продолжается ни один год, и не замечать этого нельзя, – сказал отец Георгий. – Мне приходится много работать с интернетом, и я удивляюсь тому, как повысился интерес к живым и неформальным объединениям. Когда мы ведем большие открытые встречи перед оглашением, то люди, узнавая, что мы от братства, принимают нас с радостью, а когда говорим, что мы члены церкви, с разочарованием спрашивают: “что, РПЦ?”. Мы говорим: “да”. Поэтому пока не поздно, нужно говорить о живой жизни в церкви, а не о тех или иных закостенелых и архаичных формах, и говорить не на языке, которого никто не понимает».

По мнению отца Георгия, сто лет назад церковь уже опоздала, и «сто лет мы расплачивались за это кровью». Сегодня нужно опираться на «особую русскую традицию»: это и наследие Алексея Хомякова и всех русских славянофилов, в центре которого соборность и общинные отношения; и наследие Поместного собора, который «пришел к очень серьезным результатам и пока еще не закрыт»; и тот потенциал общинности и братскости, который заложен в старообрядческой традиции.

«И если мы не забудем, что историческое время очень быстро течет и что второй раз опаздывать нельзя, то перспективы братского движения в нашей церкви будут самыми прекрасными. Мы верим в возрождение жизни в нашей церкви и в нашей стране, несмотря на все разрушения коммунистического периода. Но оно может произойти, а может не произойти: от всех нас здесь многое зависит», – сказал отец Георгий.

Подводя итоги конференции, ее участники выразили солидарность со словами протоиерея Константина Костромина: «Буду ждать продолжения».

В конференции приняло участие 226 человек из 18 городов России, Молдовы, Беларуси и Латвии. На форуме прозвучало 23 доклада о православных братствах в ходе 2 пленарных заседаний и 5 секций, итоговый круглый стол, состоялись вечер памяти с участием потомков членов православных братств и музыкальный вечер. Среди участников конференции – представители Православного общества трезвенников братца Иоанна Чурикова, движения «Сорок сороков», Преображенского братства, Князь-Владимирского и Феодоровского собора, подворья Валаамского монастыря и Петербургского казачества.