Прорваться к свету

03 июля 2015
В Петербурге на встрече с вдовой Николая Никулина говорили о том, как человеку оставаться человеком на войне

Обычно Николая Никулина вспоминают вместе с Виктором Астафьевым и его неоконченным романом «Прокляты и убиты». Николай Николаевич писал свои воспоминания о Великой Отечественной в 1970-е годы «в стол» - не для публикации, а чтобы отпустило.

26 июня Свято-Петровское братство встретилось с вдовой Николая Никулина — Ириной Григорьевой, и его помощницей — Людмилой Давыдовой. Все трое — сотрудники Эрмитажа. Николай Николаевич — специалист по живописи северного возрождения, хранитель коллекции нидерландской живописи 15-16 веков, Ирина Сергеевна - заведующая отделением рисунка в отделе истории западноевропейского искусства Эрмитажа, Людмила Ивановна — хранитель отдела истории античного мира.

В начале встречи Ирина Григорьева, вдова Николая Никулина, рассказала, что ее муж, известный искусствовед, написавший немало трудов по нидерландской живописи, неожиданнно для нее как-то произнес:

- Может быть, это была моя миссия — написать правду о войне?

[[MEDIA2]] 

Кстати, в те же годы, когда его книгу уже читали друзья и знакомые, хотя она не была еще издана, он задумывался и о том, не надо ли было написать ее еще более прямо и жестко.

- И конечно, Николаю Николаевичу очень хотелось пройтись по погостам, - продолжает Ирина Сергеевна, - по местам военных действий. Мы ходили с ним по этим дорогам, каждый раз он старался брать с собой еще кого-нибудь. И он был шокирован тем, что на этих местах стоят поселки, идет жизнь, и никто не знает о том, ЧТО тут было.

Николай Никулин. 1942 г.
Николай Никулин. 1942 г.
Из книги Николая Никулина:
"Не могу забыть рассвет перед боем. Было часов пять утра. По открытому месту мы подтягивались к передовой. Едва брезжила заря, Фронт просыпался. Стали бить пушки, далекий горизонт загорелся разрывами, заклубился дым. Огненные зигзаги чертили реактивные снаряды катюш. Громко икала немецкая «корова». Шум, грохот, скрежет, вой, бабаханье, уханье — адский концерт. А по дороге, в серой мгле рассвета, бредет на передовую пехота. Ряд за рядом, полк за полком. Безликие, увешанные оружием, укрытые горбатыми плащ-палатками фигуры. Медленно, но неотвратимо шагали они вперед, к собственной гибели. Поколение, уходящее в вечность. В этой картине было столько обобщающего смысла, столько апокалиптического ужаса, что мы остро ощутили непрочность бытия, безжалостную поступь истории. Мы почувствовали себя жалкими мотыльками, которым суждено сгореть без следа в адском огне войны".

Рассказывает Людмила Давыдова, помощник Николая Никулина:

- Всем интересно, что это за человек, который смог так написать. Он был не только искусствоведом, но и честным, благородным человеком. Он помогал студентам, например, давал деньги, и делал это так, что отказаться было невозможно. У него была чистая, благородная речь. Всем своим обликом он был лицом петербургской интеллигенции. Очень чтил своих учителей. Любовь и благодарность была естественным для него качеством, которое он смог передать и своим ученикам.

Людмила Давыдова, помощник Николая Никулина
Людмила Давыдова, помощник Николая Никулина

На вопрос о том, чему лично ее научил Николай Никулин, Людмила Давыдова ответила:

- Николай Николаевич был внутренне свободным человеком. Он был порядочным, честным, ответственным - эти качества делают человека свободным. Он запомнился не лекциями - воспоминания о нем помогают не совершить какой-то недолжный поступок. В нем был какой-то естественный свет, без всякой позы. И эта книга несет свет его души. Знаете, как бывает в христианской истории? События подавляют, и вдруг происходит освобождение вот этим Светом.

На эту встречу Свято-Петровское братство пригласило своих друзей из мемориально-просветительского центра «Белое дело» и радио Санкт-Петербургской митрополии «Град Петров». Один из гостей говорил о том, чем поразила его книга:

- Молодой человек оказывается на войне. Сначала у него может быть юношеский восторг, но вот он попадает в ужасную мясорубку. Николай Николаевич видит намотанные кишки, хамство старших офицеров... Он приводит факты, которые раньше не описывались в историографии. И при этом поражает то, что он остался человеком. Именно поэтому Николай Николаевич был травмирован «лакировкой» войны в советское время и выносит жесткий приговор идеологии, говоря о том, что у нас вытравляют память о живых людях. Написать такое в 1975 году — сильный поступок.

В своих воспоминаниях Николай Николаевич не говорит прямо о вере, тем не менее у читателя создается ощущение, что он был верующим человеком. Но был ли он церковным, ходил ли в храм? Оказывается, и в жизни он об этом говорил не много, и все-таки гостьи братства могут пролить свет на этот вопрос:

Ирина Григорьева: «К религии он относился очень серьезно, разговаривал со священниками. Большое впечатление на него произвела экспедиция на Валаам: это было уже после войны, он приехал и увидел полное запустение. У него там возникло ощущение, что он крестился. Трудно это пересказать. Он рассказывал, что ярко светило солнце, был небольшой ручей в лесу. Он вошел в него — и ощутил это как свое крещение. Позже священник сказал ему, что надо все-таки креститься в храме, по-настоящему. Тогда он крестился».

Людмила Давыдова продолжает: «Когда в Академии художеств открылся храм, Николай Николаевич приходил туда и приносил десятину. Просто давал деньги и говорил: «Это моя десятина». Это было его личной потребностью. То, что он давал до этого студентам, тоже было его десятиной».

Член братства Игорь Кострулев сказал о том, чем еще важна эта книга не только сегодня, но и в будущем: «Переживания Никулина о войне действительно христианские, потому что они не подавляют. В то же время есть в ней и другое христианское качество: для меня эта книга прозвучала как покаяние, не только личное, но и за весь наш народ. В этом я вижу ее обращенность в будущее».

Завершая встречу, председатель Свято-Петровского братства Юлия Балакшина отметила:

- Есть в этом что-то весьма не случайное, что мужество для свидетельства нашлось именно у сотрудника Эрмитажа. Ему действительно удалось найти слова, образ, тон, чтобы правдиво сказать о том, что находится за пределами "нормального" человеческого опыта. Страницы воспоминаний вдруг становятся картинами с множеством планов и смыслов, но в самой этой возможности преображения открываются свет и надежда.

Об этой надежде говорит и сам Николай Николаевич.

Из книги Николая Никулина:
«Разум словно затух и едва теплился в моем голодном, измученном теле. Духовная жизнь пробуждалась только изредка. Когда выдавался свободный час, я закрывал глаза в темной землянке и вспоминал дом, солнечное лето, цветы, Эрмитаж, знакомые книги, знакомые мелодии, и это было как маленький, едва тлеющий, но согревавший меня огонек надежды среди мрачного ледяного мира, среди жестокости, голода и смерти».
 
Ирина Григорьева и Юлия Балакшина
Ирина Григорьева и Юлия Балакшина
Материал подготовили Елена Репина, Анастасия Наконечная
Фото Сергея Туманова
конец!