У меня есть друзья, которых хлебом не корми – дай устроить какой-нибудь экшн. Вот уже четвертый год подряд они буквально из ничего производят к Рождеству весьма неформатное событие, называемое «праздник», на которое собирается человек сто. И меня в эту авантюру периодически втягивают. И вот мы вечерами просиживаем в «Кофе-бине», обсуждаем, где взять 20 метров гирлянды, чем грозит несанкционированное чтение рождественских стихов в центре Москвы, кто может напечь пять килограмм имбирного печенья, какими подарками можно удивить наших друзей и кто сможет за одну ночь воплотить эту гениальную идею…
Почему я на это иду? Не знаю, как у вас, а у меня в последние годы складывается ощущение, что людям стали очень трудны какие-то совсем простые, казалось бы, естественные вещи. Здороваться с соседями. Меньше бояться, что скажут или подумают другие – и вообще меньше бояться. Говорить своим обычным голосом, а не так, будто ты особо значимая персона. Спокойнее относиться к критике. Говорить о том, что на самом деле интересно и важно – и в принципе проявлять к чему-нибудь живой интерес. Ходить друг к другу в гости. Знакомить своих друзей. Общаться без «допингов», кривляний и лести. А уж такие категории, как верность или способность доверять, для многих моих сверстников, как выясняется, звучат примерно как для меня купить Порше.
Чем увенчались ночные заседания в «Кофе-бине»? Мы приготовили обед человек на 25 наших друзей и позвали их в гости к моему другу Леве. Примерно то же самое – в смысле обед на небольшую компанию – сделали мои друзья еще в четырех московских квартирах. Потом мы устроили небольшую мануфактуру по производству шерстяных микроовец (хотя у кого-то они больше походили на пуделей, но все равно выглядели очень мило). А самое ужасное, потом мы пошли на улицу, чтобы, отрывая от сердца, подарить зверушек совершенно незнакомым людям: охранникам на автостоянках, прохожим деткам с мамочками, продавщицам – ну и так далее. Потом небольшая проверка на выносливость (вроде найти где-нибудь на столбе возле Большого театра бумажку с телефоном, позвонить, мило побеседовать с охранником и забрать у него какой-нибудь «сувенир», заблаговременно оставленный моими друзьями там, где ничего нельзя оставлять). А вечером мы все набились в два вагона метро и поехали в выставочный зал «Ходынка» (для оформления которого в итоге нашлись нужные 20 метров гирлянды). Устроили песни, танцы, немного дуракавалянья и поделились впечатлениями от прожитого дня.
Вы можете смеяться или не верить, но за четыре года сложилась устойчивая традиция: на празднике вообще нет алкоголя. За стаканчиком кока-колы мы пытались разобраться, что такое это Рождество и при чем тут Христос. Одна девушка, например, рассказала нам про четыре Рождества из своей жизни: одно из них она встречала в полном одиночестве, обратив поздравления «с днем рождения» к собственному детскому рисунку, изображающему Христа. А потом взяла и спела нам песни собственного сочинения. Миша читал что-то из Честертона о том, как в совершенно обыденных обстоятельствах могут происходить запредельные вещи. А Севак уже под конец вечера сыграл на армянском инструменте – дудуке – и перед этим сказал такие слова: «Человек – единственное существо, которое обладает такими ушами, которые могут слышать голос своего Создателя». Наверное, случаи, когда человек этой способностью пользуется, чрезвычайно редки и требуют от него большого риска и мужества, но для Бога они, видимо, очень дороги. А я почему-то вдруг вспомнила, как в шестилетнем возрасте предпринимала попытку написать «третий том» Библии, который (не в пример «первым двум» – то есть Ветхому и Новому заветам) будет начинаться с ответа на вопрос, кто же такой этот Бог. И почему Ему или тем, кому Он доверил написать свою Библию, было неизвестно, что Луна, в отличие от Солнца, – никакое не светило. Кто бы мог подумать, что через много лет даже я, избалованная девочка из нерелигиозной семьи, смогу получить от Него ответ.