Но кто мы и откуда?..

Но кто мы и откуда,
Когда от всех тех лет
Остались пересуды,
А нас на свете нет?
Борис Пастернак

Храм свв. апп. Петра и Павла, где служит отец Георгий Митрофанов, находится в Санкт-Петербургской академии постдипломного педагогического образования. Храм домовый, и проходящий мимо человек даже не догадается, что внутри этого здания может быть дом молитвы. Кажется, все, кто ходят в храм, более или менее знают друг друга. Но последнее воскресенье показало, как личные семейные истории способны углубить и укрепить знакомство.

Воскресным утром 25 октября каждый человек обратил внимание на мольберты, расставленные по периметру храма. На мольбертах – небольшие стенды с ярко-красным заголовком «Хотелось бы всех поименно назвать…». Под заголовком – черно-белый портрет одного или нескольких человек, имена, краткие рассказы об их жизни, вначале пара строк о мирной жизни человека, а потом повторяющиеся: «арест», «срок», «лагерь», «приговор», «расстрел».

Своими семейными историями поделились прихожане храма и члены Свято-Петровского малого православного братства (Преображенское содружество) - инициаторы выставки. После Литургии каждый сказал несколько слов о своих родных, пострадавших во время советских репрессий. Это уже второй опыт проведения подобной выставки. Год назад, в преддверии Дня памяти жертв политических репрессий, она прошла впервые.

О прадеде Алевтины Серовой читаем на стенде:

Николай Григорьевич Филиппов жил со своей большой семьей в двухэтажном бревенчатом доме, который построил сам, - рассказывает Алевтина Серова. - В первый раз его арестовали в 1932 году — в это время на его иждивении были жена и девять детей, семь дочерей и два сына. Но в тот раз каким-то чудом деда выпустили — бабушка писала во все инстанции, как говорится, билась во все двери. А в 1937-м ничего не помогло. Когда деда арестовали, дом конфисковали. Бабушка с младшей дочерью остались без крова. К счастью, их приютила родственница, жившая в монастырском скиту на острове в далеком лесу у Рощинского озера. Николай Григорьевич был «раскулачен» и расстрелян в Левашовской пустоши. В справке, выданной родственникам, указано, что он «умер от крупозного воспаления легких».

Алевтина Серова, внучка Николая Григорьевича Филиппова, - регент в храме Петра и Павла, а сын Алевтины недавно стал самым юным алтарником этого храма.

После историй о репрессированных родственниках наши знакомые и друзья воспринимаются совсем по-другому. Это уже не один человек, а целые человеческие судьбы, трагедии. И из личной трагедии и трагедии одной семьи вырастает трагедия рода и народа, с которой связаны мы все.

Перед нами на фото: иеромонах Варнава (Николай Васильевич Покатов), двоюродный дед его полного тезки – Николая Покатова из Свято-Петровского братства, который узнал о своем репрессированном родственнике только пять лет назад. В 1903 году, после смерти жены, Николай поступил послушником в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру (г. Сергиев Посад). В 1909 году был пострижен в монаха с именем Варнава, в 1915-м – рукоположен в иеродьякона, в 1919-м — в иеромонаха. Работал служителем Историко-художественного музея Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. Первый раз был ненадолго арестован в 1919 году. Второй арест — в 1928 году, с обвинением в «покушении на зам. агитпропа Костомарова». Возможно, иеромонах Варнава был знаком с дьяконом Михаилом Шиком, с которым они проходили по одному делу (будущий священник Михаил Шик также служил в Свято-Троицкой Лавре).

Отец Георгий Митрофанов, настоятель прихода, комментировал скудные сведения из биографий людей, давал советы, как более подробно узнать об их судьбе. Например, отправляя запрос в архив о репрессированном родственнике, нужно говорить о желании добиться его реабилитации:

- Тогда они точно отзовутся, - говорит о. Георгий - А что вам может дать реабилитация? Когда человек реабилитирован, его следственное дело родственникам точно выдадут: в этом случае меняется статус этих документов, и они становятся более доступными для изучения.

Отец Георгий заметил, что большинству священнослужителей предъявлялись политические обвинения:

- Ничего религиозного, и это усугубляло их страдания. От них не требовали прямого отречения от Христа. Пожалуйста, верьте во что угодно, только покажите, что вы с петлюровцами сотрудничаете. И если человек не признавался, его могли истязать, и под пытками он мог оговорить сам себя. А можно ли человека, себя оговорившего, канонизовать? Это проблема, которую мы годами пытались разрешить в Синодальной Комиссии по канонизации святых, и разрешали ее по-разному.

Трагедия нашего народа не только в сотнях тысяч безвинно убиенных людей. Почти в каждой семье есть как жертвы, так и палачи. Это нужно признать, об этом нужно говорить и размышлять. Нужно искать истоки того малосимпатичного, но неодолимого чувства, с которого начинается «палачество» человека, искать пути его преодоления, победы над ним. И возвращаться к подлинным человеческим отношениям.