«Что есть человек, что Ты помнишь его?» Этот стих из восьмого псалма стал эпиграфом к круглому столу «Что произошло с памятью о человеке в нашей стране в XX веке?», который вели Виталий Черкасов, кандидат исторических наук, доцент Государственного социально-гуманитарного университета (Коломна), и Людмила Комиссарова, заведующий Богословским колледжем при Свято-Филаретовском институте, преподаватель истории Русской православной церкви.
По словам одного из участников круглого стола протоиерея Георгия Митрофанова, заведующего кафедрой церковной истории Санкт-Петербургской духовной академии, причины искажения и уничтожения памяти лежат не в ХХ веке, а в предшествующем многовековом периоде русской истории. При этом отличительной чертой нашего сознания на протяжении столетий было стремление не к исторической правде, а к историческому вымыслу. Протоиерей Георгий Митрофанов подчеркнул, что серьезному и добросовестному историческому познанию веками противостояло историческое мифотворчество, в которое и облекается беспамятство в наши дни, когда мифы все активнее тиражируются в СМИ. С другой стороны, ХХ век действительно оказался уникальным, потому что ни в один из веков русской истории не уничтожалась столь интенсивно общественная элита, которая и являлась всегда главным носителем исторической памяти.
Почему именно в нашей церкви стали возможны невиданные в ХХ веке гонения на христиан? Почему наша церковь «породила больше мучителей, чем мучеников»? По мнению протоиерея Георгия Митрофанова, в этом главный вопрос, и он до сих пор остается без ответа. Более того, церковно-историческая память, восстанавливаемая через канонизацию святых, тут же начинает профанироваться: «Вместо того чтобы устыдиться, ужаснуться тому, что произошло у нас, мы этим стали гордиться. Историческая правда стимулировала не нравственное покаяние, а нравственное надмевание самими собой: раз у нас случилось такое невиданное в истории ХХ века гонение, раз у нас уничтожено такое количество достойных христиан, значит, мы самые лучшие».
На тенденцию к историческому мифотворчеству и использованию истории в качестве квазиидеологии указал и Алексей Мазуров, доктор исторических наук, профессор, ректор Государственного социально-гуманитарного университета (Коломна). Кроме того, наряду с таким прагматическим отношением в современном обществе присутствует взгляд на историю как на развлечение (фестивали реконструкторов, клубы по интересам). История, требующая серьезного, неповерхностного размышления, оказывается невостребованной, особенно у молодежи: «Это слишком сложно! Не проще ли просто перелистнуть ХХ век, как страницу в книге, и жить дальше?»
Соответственно, на современном историческом поле память о человеке не очень заметна, так же, как и в ХХ веке рассуждали другими категориями. «Судьба отдельно взятого человека блекла перед масштабами ставившихся исторических задач, – отметил Алексей Борисович. – Мыслили категориями революционных масс. Вычеркивались целые социальные слои, которых отправляли на “свалку истории”, просто потому, что они мешали».
Однако возможен принципиально иной взгляд. «Единица измерения истории – человек», – подчеркнула Елена Жемкова, исполнительный директор Международного общества «Мемориал». Она рассказала об итогах тридцатилетней деятельности «Мемориала» по собиранию имен репрессированных, уточнив, что на сегодняшний день, несмотря на колоссальные усилия, удалось восстановить только три миллиона из двенадцати миллионов тех, на кого распространяется Закон о реабилитации жертв политических репрессий. На самом деле, эта цифра значительно больше. Вместе с тем, Елена Борисовна выразила надежду на то, что различные проекты по восстановлению памяти конкретных людей, например, акция «Последний адрес», а также открытие федерального памятника жертвам политических репрессий, запланированное на 30 октября, могут в значительной степени содействовать пробуждению общественного сознания.
Подводя итоги обсуждения, Людмила Комиссарова согласилась с остальными выступавшими в том, что надо начинать с усилий по восстановлению личной и семейной памяти, и это под силу каждому. «Я прекрасно помню, как я любила листать наш семейный альбом, – поделилась она воспоминанием из детства. – В числе прочих там были фотографии нескольких родственников, про которых мне говорилось: "Это какой-то дядя. Он давно уже пропал. Мы о нем ничего не знаем". И только сейчас я узнала, что это священник, который был расстрелян в 1937 году». Однако узнать, кем были твои родные, – это только первый шаг, за которым следует восстановление того, что связано не только с личной и семейной памятью, но и с духовной и светской историей общества.
Какую память о человеке важно возрождать и как это осуществить? Поиску ответов на эти вопросы была посвящена вторая часть фестивальной площадки, на которой были представлены различные проекты по восстановлению памяти о человеке.
Об одном из таких проектов – уже существующем Благотворительном фонде «101 км. Подвижники Малоярославца» и будущем мемориальном центре – рассказала его руководитель Елена Старостенкова, внучка священномученика Михаила Шика. По ее словам, первоначально предполагалось создание дома-музея семьи Шик-Шаховских. Однако оказалось, что для Малого Ярославца этого мало, ведь здесь на 101-м километре были десятки священнослужителей и мирян, о которых важно засвидетельствовать.
Продолжая мысль, высказанную на круглом столе по поводу исторического мифотворчества в СМИ, Елена Евгеньевна как профессиональный журналист указала необходимость критически относиться ко всему тому, что сейчас преподносится информационным полем, чрезвычайно деформировавшимся за последние полтора десятилетия. Она упомянула еще об одной серьезной деформации в общественном сознании: «Одной из высших ценностей для российского общества начала ХХ века была идея общественного служения и готовности жертвовать собой ради этого общественного служения. Теперь же мы с удовольствием ради общественного служения жертвуем другими». В завершение Елена Евгеньевна выразила надежду на то, что будущий мемориальный центр в какой-то степени сможет вдохновить людей на то, что для улучшения жизни надо не искать и преследовать врагов, а начинать с себя и что-то делать самим.
Музей «Сухановка», созданный Виктором Жижириным в стенах Свято-Екатерининского монастыря, как раз являет собой пример такой инициативы, в которой ее автору пришлось начать с нуля и сразу столкнуться с множеством препятствий. Тем не менее, Виктор Анатольевич сумел в одиночку оформить экспозицию, в которой были даже собственноручно изготовленные восковые фигуры, наладить связи с Музеем истории ГУЛАГа, музеем «Дом на набережной» и музеем Иоанно-Предтеченского монастыря, а также познакомиться с единственным оставшимся в живых бывшим узником Сухановки – Семеном Самуиловичем Виленским. Однако следующая инициатива по созданию на территории монастыря мемориального памятника жертвам репрессий в конце концов привела к тому, что Виктор Анатольевич был изгнан из монастыря, а основанный им музей ютится в маленькой комнате под замком.
С ожесточенным противодействием усилиям по увековечиванию памяти жертв репрессий пришлось столкнуться и Владимиру Овчинникову, художнику из города Боровска Калужской области. Так, одна из его мемориальных настенных картин под открытым небом «Хотелось бы поименно всех назвать» в прошлом году подверглась акту вандализма, когда неизвестные закрасили красной и желтой краской лица на двух десятках портретов репрессированных. Причины происходящего, по мнению Владимира Александровича, следует искать в антропологической катастрофе, приведшей к тому, что в обществе понизился уровень нравственности. Вся интеллектуальная элита в период революции была выдавлена в эмиграцию или расстреляна. «В XIX веке Боровский район дал нам много выдающихся людей – адмирал Дмитрий Николаевич Сенявин, флотоводец наполеоновских времен, врач Федор Иванович Иноземцев, первым в России применивший наркоз в стационарных условиях, математик Пафнутий Львович Чебышёв, художник Илларион Михайлович Прянишников, один из основателей товарищества передвижников, – добавил Владимир Александрович. – Когда же начинаешь анализировать, какие имена дал Боровский район в ХХ веке, оказалось никого, пустая рама».
Вместе с тем, память о человеке можно возрождать не только через создание музеев, памятников и мемориальных картин. Михаил Мельниченко, историк, публикатор, руководитель проекта «Прожито», рассказал о том, как созданная им и его коллегами поисковая машина по личным дневникам XIX-ХХ веков из сугубо научного инструмента превратилась в разносторонний проект, в рамках которого к настоящему времени было собрано свыше семисот дневников самых разных людей. Вокруг этой инициативы стало собираться целое сообщество заинтересованных людей – не только исследователей, но и волонтеров, расшифровывающих рукописные, прежде не издававшиеся дневники, и просто неравнодушных любителей чтения. Михаил Мельниченко поделился тем, как у него самого изменилось отношение к проекту по мере общения с волонтерами, готовыми прикладывать нетривиальные усилия и выполнять немыслимые объемы работы исключительно из личного интереса к материалу и сознания важности этого труда: «Я был свидетелем тому, как семья, которая взялась с нами публиковать дневник, на несколько месяцев превращалась в большой редакционный совет, в котором все три поколения семьи работали в тесном взаимодействии».
Еще одним вдохновляющим примером такого нетривиального усилия стал проект по изданию книги «1917: Моя жизнь после», представленный Андреем Васеневым, главным редактором медиапроекта «Стол». К настоящему времени было собрано свыше семидесяти историй с фотографиями и документами. «Истории очень разные и по объему, и по стилю. Но было совершенно ясно, что это был труд людей по восстановлению своей истории. И когда мы стали эту книгу делать, мы поняли, что это невозможно сделать самому, – рассказал Андрей Васенев. – Когда ты включаешь других людей, возникает разница мнений, и как раз на этой разнице мнений и рождается что-то принципиально новое и живое».
Фестивальная площадка «Память о человеке в ХХ веке», на которой делились своими размышлениями, надеждами и трудностями люди самых разных поколений, профессий и убеждений, в очередной раз показала, что подлинная память в отличие от исторического мифотворчества не разобщает, а собирает людей, даже если это сопряжено с безразличием, непониманием или сопротивлением со стороны большинства. «Люди на самом деле истосковались по чему-то настоящему, – поделилась уверенностью Елена Евгеньевна Старостенкова. – А все настоящее действительно растет медленно».
Алина Патракова
Фото Алены Каплиной, Татьяны Головиной