Достучаться до людей
В этом году 30 октября, в День памяти жертв советских репрессий во многих городах России вспоминали погибших в годы советского террора. Как и в предыдущие годы, в поминовении невинно убиенных жертв советского террора приняли активное участие православное духовенство и миряне: в храмах и на местах погребения жертв репрессий совершались панихиды, проводились встречи, посвященные памяти погибших. Во многих епархиях православные принимали участие в чтении имен репрессированных, как правило, у памятников жертв репрессий, в местах их захоронений – Левашово, Бутово, Ваганьковское кладбище и др. В течение нескольких часов зачитывались имена погибших из книг памяти – специальных изданий, подготовленных обществом «Мемориал» и другими подобными организациями, где содержатся не только имена, но и краткие биографические справки о жертвах советских репрессий. Смысл этой акции в том, чтобы дать возможность нашим современникам пережить чувство личной причастности к судьбам миллионов расстрелянных и репрессированных в нашей стране людей, вспомнить поименно тех, кто был превращен в материал великих строек, лишен права жизни и права памяти.
Инициаторами и участниками подобных акций стали и члены Преображенского братства – в Москве (у музея истории ГУЛАГа и на Ваганьковском кладбище), Санкт-Петербурге, Твери, Воронеже, Екатеринбурге, Туле, Северодвинске, Рязани, Пскове и других городах. О том, какова была непосредственная реакция наших соотечественников на чтение имен 30 октября, мы спросили Юлию Балакшину, одну из руководителей группы «Церковно-общественные инициативы» Преображенского братства.
– Какую задачу группа «Церковно-общественные инициативы» ставила в преддверии 30 октября, готовя в разных городах акции молитвенного чтения имен погибших в годы советских репрессий?
Юлия Балакшина: Есть задачи внешние и внутренние. С точки зрения внешних задач, конечно, было важно хотя бы как-то достучаться до наших соотечественников. Ситуация показывает, что как только мы выходим в какое-то публичное пространство, мы сталкиваемся с очень большим непониманием, отторжением, равнодушием – люди не хотят помнить трагические события собственной истории. Наша задача была разбудить совесть людей, наших современников и соотечественников. А внутренняя задача связана с нашим собственным осознанием того, что произошло с Россией в ХХ веке, с неким долгом памяти по отношению к пострадавшим во время советских репрессий людям, хотя я не очень люблю слово «долг» в сочетании со словом «память». Чтобы память была действенной, она должна быть скорее жертвой любви, а не исполнением долга. Вопрос в том, действительно ли ты готов разделить трагедию и этих людей, и вообще нашей истории, потому что это твоя земля, твой народ, потому что ты любишь и эту страну, и этих людей, потому что ты не можешь отвернуться даже от самого страшного и трудного, как ты не можешь отвернуться от своих родителей, – и ты должен принять это все целиком. И если ты это принимаешь, разделяешь, то тогда будет плод.
Я считаю, что подобные поминальные чтения важно инициировать именно христианам, потому что у людей светских нет внутренних сил понести эту тяжесть. Действительность была очень тяжелой, безнадежной. Знание о том, что твой народ настолько пал, был готов на такую подлость, на такое зло, – очень сложно в себя принять. Поэтому только у христиан, которым дана сила победы над злом, есть шанс так пережить эту память, чтобы был плод созидательный, а не уничтожающий, не подавляющий, не разрушающий надежду на возрождение.
– А как Вы оцениваете по сравнению с прошлыми годами участие церкви в акциях, связанных с 30 октября? Какие тут тенденции?
Юлия Балакшина: Не могу сказать, что это стало делом всей церкви. Хотя опыт этого года показал, что инициатива была поддержана синодальным Отделом по взаимоотношению церкви и общества. Много лет имена читаются на Бутовском полигоне. Я знаю, что в Петербурге, в Воронеже священники приходили на эти чтения и сами принимали в них участие, их благословляли от имени иерархии. Но я не скажу, что это было массовое явление в церкви, скорее это пока инициатива каких-то отдельных групп, братств.
– Расскажите, в каких акциях Вы участвовали лично. Что показалось для Вас самым важным?
Юлия Балакшина: В Петербурге в этом году чтения проходили в четырех местах. Организаторами чтений в трех местах выступило Свято-Петровское малое православное братство. Это чтение в Музее политической истории, на перекрестке улиц Маяковского и Некрасова и в музее Анны Ахматовой в Фонтанном доме.
В Музее политической истории перед началом чтения имен открывалась выставка о польских мемориалах в России. На открытии выставки был польский консул, много поляков, и было важно, что после открытия выставки они приняли участие в чтении имен репрессированных. Получилось, что русскую память и русскую трагедию они тоже приняли. Мы читали имена людей, которые были расстреляны в 1918 году, все они были расстреляны с формулировкой «активные враги советской власти», что сильно отличается от приговоров к расстрелу 1937 года, с совершенно безумными или фантастическими формулировками обвинений. Здесь понятно, что люди имели какую-то позицию и действительно в этой жизни за что-то боролись, за свою жизнь, за ту жизнь, которая казалась им нормальной.
У людей, читавших имена, была возможность после того, как они прочитывали один лист списка, вспомнить своих родственников, и это было не просто называние какого-то имени, это обычно был целый рассказ. В какой-то момент к нам присоединились школьники, 11-й класс, они собирались включиться в это чтение, но не смогли: им не хватило мужества, внутренней решимости. Только одна девочка начала читать имена, но заплакала и не смогла дочитать лист до конца. Меня это поразило: с одной стороны, молодые люди от этой памяти прячутся, загораживаются, но, может быть, не от равнодушия, а от того, что это действительно слишком больно их ранит, и они не знают, что делать с этой болью, с этим ужасом, который им вдруг открывается - как его пережить. Им действительно нужно давать некие внутренние опоры, ориентиры, как с этой памятью быть, если ты готов ее принимать.
Чтение на углу двух улиц – Маяковского и Некрасова – тоже было очень специфическим, потому что это открытое пространство – мы как на ладони оказались открыты граду и миру, всем тем, кто проходит мимо, отворачивается и стремится не обращать никакого внимания на то, что здесь происходит. Это, с одной стороны, очень тяжело – такое отчуждение людей, которые не хотят знать о произошедшей в стране трагедии. Но тем сильнее трогали и радовали те люди, которые все-таки останавливались и накладывали на себя крестное знамение, видя, что происходит молитва памяти. Некоторые что-то рассказывали о себе. Мы столкнулась с тем, что многие ничего не знают о своем прошлом. Действительно, что-то кануло в лету. Вот кто-то слышал, что вроде в семье кого-то арестовали в 1937-м, но что с ним было дальше, пытались ли найти? – Нет, ничего мы найти не пытались. И люди даже не знают, что сейчас многое выложено в интернете – нужно только зайти на сайт и набрать имя. Но, к сожалению, люди даже собственный род не пытаются восстановить.
Были люди, которые входили в это пространство и читали с нами имена. Особенно ценно свидетельство одного человека, который с нами провел все эти полтора часа на перекрестке двух улиц и потом написал на своей страничке Вконтакте впечатления от чтения. Под его словами хотелось подписаться, под каждым его словом. Он написал о том, что хотя он лично не убивал, но он чувствует на себе вину за то, что происходило в стране. И для него этот момент чтения имен имел какой-то метафизический, таинственный смысл. Действительно, в этом произнесении имен был момент покаяния – это тот минимум, который он мог сделать для этих людей – произнести их имена. Еще он высказал такую мысль, что если бы каждый прочитал хотя бы по одному такому листу с именами - может быть, это и стало бы моментом покаяния для нашего народа.
В музее Ахматовой чтения проходят не первый год. Там особое пространство. Мы читаем у памятника Осипу Мандельштаму и у памятника самой Анне Андреевне Ахматовой – на той дороге, по которой когда-то Мандельштам вышел из ее дома, чтобы уже никогда не вернуться. После этого его арестовали, началась его дорога на Голгофу. Анне Ахматовой, «плакальщице эпохи», принадлежит знаменитая строчка: «хотелось бы всех поименно назвать». Ее завет мы выполняем в этом дворе – действительно, в Петербурге это самое органичное место для чтения имен. И там складывается какой-то особый круг, люди уже знают о чтении, приходят туда специально. Хотя людей не очень много, тем не менее, там мы читаем дольше всего – три часа, и людей хватает на все это чтение. Приходило много молодых людей, священники. В этом году одного священника мы приглашали специально, и было видно, что он не просто пришел по нашей просьбе отслужить литию, а потом уйти, а действительно был вместе со всеми все эти три часа, молился. Другой священник пришел без какого-то специального приглашения – просто потому, что ему было важно прийти и помолиться. Мы стояли на Литейном проспекте, у входа в музей, пытались приглашать людей на это чтение. Реакция была во многом такой же, как и днем на перекрестке улиц. Хотя, когда предлагаешь зажечь свечку в память о погибших людях, обычно свечку люди берут: кроме чтения имен уже несколько лет существует традиция зажжения свечи памяти – в 21.00 на окне собственного дома нужно поставить свечу и помолиться о всех тех, кто ушел без вины и без следа. А вот зайти на минуту прочитать имена – это уже кажется непосильным подвигом. Но мы будем продолжать пытаться что-то в Петербурге разбудить.
– Как Вы считаете – возможно ли покаяние нашего народа в том, что произошло с нами в ХХ веке? Верите ли вы в это?
Юлия Балакшина: Все те, с кем мы затевали эту акцию чтения имен в Петербурге, уже почти не верят, что можно кого-то пробудить. И конечно, когда сталкиваешься с реальной реакцией людей, надежды все меньше и меньше. Но для меня в этот день было знамение своего рода о том, что Господь благословляет эти наши усилия. Когда мы начали эти чтения на улице – вдруг выглянуло солнце, хотя всю первую половину дня шел безумный дождь. До конца вечера дождя больше не было, и была возможность все, что мы задумали, осуществить. Для меня это знак того, что все-таки наши усилия не бесплодны. Как и слова этого человека, написавшего Вконтакте, которые вдруг совпали с нашим переживанием этого события. Значит, надежда есть.
