Сама жизнь академика Аверинцева может быть признана проповедью о Христе, но не все знали, что он более десяти лет был проповедником в церковном собрании и завещал на своём памятнике написать «Сергей Аверинцев – чтец».
Немногие из учёных знают, что Сергей Сергеевич Аверинцев был проповедником и что существует его книга «Духовные слова». Но именно в проповедях, именно в этих текстах лучше и вернее всего мы можем найти ответы на вызовы современности. Это прежде всего имеет отношение к экзистенциальным проблемам человека «эпохи пост», антропологической катастрофы, человека, утратившего способность к пониманию другого человека. А то, что филологию Сергей Сергеевич определял как службу понимания, всем хорошо известно.
Проповеди, опубликованные в книге «Духовные слова», были произнесены в Преображенском братстве и в Свято-Филаретовском институте в течение десяти с небольшим лет, начиная с проповедей во Владимирском соборе нынешнего Сретенского монастыря. Виновник этой книги – отец Георгий Кочетков. Увы, нет уверенности, что она прочитана современниками.
Проповедь – это особый жанр, знатоком которого, конечно, был Сергей Сергеевич. Анализировать такие тексты довольно сложно, особенно если мы будем использовать метод Аверинцева, предполагающий диалог как сопричастность, как возможность вступать в общение с тем словом, которое обращено к тебе, или с тем автором, слово которого обращено к тебе. Христианская проповедь обращается к слушателям напрямую. Её задача – открыть и возвестить волю Божью, плод проповеди – в изменении жизни человека, то есть в покаянии. Проповедь в нормальном случае обращена ко всему собранию и поэтому требует особого качества жизни проповедника, живой связи с собранием, чтобы быть его устами и одновременно такими устами, через которые звучит слово Божье, обличающее и исцеляющее это собрание.
Напомню, что представляет собой исследовательский метод Сергея Сергеевича. Главная цель – понять другого человека, не превращая его мысль ни в поддающуюся исчислению вещь, ни в отражение собственных эмоций, то есть избежать двух ложных путей понимания – объективистского и субъективистского. Мы не сможем понять другого, если будем смотреть на него как на объект, но мы и не сможем его понять, если будем в нём угадывать только себя и свое. Слово другой, иной – одно из ключевых в методе Аверинцева. Другой действительно другой, и должен быть таковым. Осознание инаковости нас может отдалить, лишив надежды, что понимание возможно. Для преодоления этого необходимо нравственное усилие «преодолеть себя, забыть себя и в самом глубоком, в самом серьёзном смысле присматриваться, прислушиваться к другим, отрешаясь от всех готовых представлений и проявляя честную волю к непредвзятому пониманию». Предельная цель – понять мысль как она была впервые помыслена. Такое понимание никогда невозможно осуществить до конца, но «стремиться нужно к нему и только к нему».
Сергей Сергеевич предлагает для этого метод диалога, собеседования, потому что только таким образом возможно избежать двух ложных путей. Один из главных принципов этого метода – принцип общения, причастности или сопричастности, основанный в свою очередь на открытости и непредвзятости, целостности и анализе в большом контексте. Все это, по мнению Ольги Александровны Седаковой, которая написала ряд работ, посвящённых методу Сергея Сергеевича, позволяет исследователю делать «открытия очевидного», то есть рождение новой мысли, с одной стороны неожиданной, с другой стороны, настолько очевидной, что кажется, будто она была всегда. Попробуем таким образом вчитаться и вслушаться в слово проповеди Сергея Сергеевича, чтобы обнаружить подобные открытия.
Один момент требует пояснения: специфика жанра проповеди. Проповедь – это возвещение воли Божьей, возвещение того, чего Он хочет от нас. И потому исследование здесь направлено не только на понимание мысли проповедника, но и на то, что тебе (и нам) хочет сказать Сам Бог, а значит, на понимание самого себя и нас самих.
Итак, важно то, что сами проповеди Аверинцева являются реализацией его метода диалога. Они устроены диалогично и антропоцентрично на всех уровнях, начиная с простейшего.
С точки зрения языка, проповеди Сергея Сергеевича очень простые. Никто не может сказать, что они непонятны. Аверинцев не употребляет в проповедях сложных книжных конструкций. Его проповеди краткие, но ёмкие. Сергей Сергеевич, специалист по риторике, написавший массу работ на эту тему, прекрасно знающий её законы (например, что проповедь, должна иметь одну тему, что в заключительной части должен прозвучать итог и т.п.), с формальной точки зрения совершал риторические ошибки. Например, одна проповедь включает не менее трёх совершенно различных тем, которые он даже не пытается связывать между собой. Возможно, Сергей Сергеевич идёт на такую «ошибку» потому, что исполняет главное – возвещает волю Божью и ради этого пренебрегает некоторыми формальными требованиями.
Содержательно проповеди Аверинцева – россыпи драгоценного жемчуга (вспомним любимую евангельскую метафору Сергея Сергеевича) христианской мысли и духа, поданных почти на элементарном уровне. Сергей Сергеевич, видимо, сдерживал себя в употреблении терминов и каких-то сложных идей. С точки зрения слушающего проповеди безупречны: легко воспринимаются на слух и действительно являются гомилиями (гомилия – от греческого глагола «беседовать»), собеседованиями. Они диалогичны буквально в каждом слове, на каждом уровне текста. Слушатель как бы входит, включается в совершающийся диалог. Несмотря на кажущуюся простоту, проповеди Аверинцева сложны и широки контекстуально. В них приводится масса цитат и скрытых, и прямых, но Сергей Сергеевич очень осторожен во введении, например, имён авторов этих цитат. Он называет имена русских авторов, или европейских, которые широко известны (например, блаженного Августина) и практически никогда не произносит имён писателей, поэтов, философов (особенно зарубежных), которые могут быть малознакомы, малоизвестны. На мой взгляд, он просто не перегружает текст и поэтому вводит цитаты обобщенными фразами: «Один французский писатель»; «один философ, который жил в Германии» и так далее. Цитаты приводятся своими словами, редко слово в слово, за исключением хрестоматийных вроде – «Ад – это другие». Кстати, имя Сартра Аверинцев тоже не поминает, называя его «одним французским писателем».
Итак, самая главная характеристика его проповедей – диалогичность. Это не только использование известного всем риторам средства – вопросно-ответного единства (когда проповедник задает вопрос и сам на него отвечает, создавая таким образом как бы имитацию диалога), но то, что делает каждый поэт: даёт слово молчащему, даже оппоненту и таким существам и реалиям, которым, может быть, и давать это слово не надо. Например, Аверинцев даёт слово скептику, веку сему и даже аду. Особый интерес представляет то, как Аверинцев предоставляет слово другому: нельзя сказать, что он предоставляет площадку для высказывания, чтобы ад имел возможность весь свой яд влить в наши сердца, – нет, иначе. Он озвучивает слово другого так, чтобы слушатель мог отнестись к нему как к своему: с одной стороны, поставив себя на его место, то есть посмотрев на мир глазами, допустим, фарисея; с другой стороны, соотнеся себя с ним. Таким образом проповедник создаёт как бы систему окон-зеркал. Здесь мы можем вспомнить «Похвальное слово филологии», в котором Аверинцев говорит, что исследователь не должен окружать себя зеркалами и видеть только самого себя, но окнами в мир другого. Проповеди Аверинцева дают возможность через другого увидеть самих себя. Увидеть самого себя не внешними глазами, а в соотнесении себя с другими, через диалог с которыми ты оказываешься способен увидеть не только известные тебе свои собственные черты, но и собственные изъяны, а значит обрести шанс изменения, то есть покаяния, и «оказаться на уровне своих собственных задач».
Визуально можно нарисовать проповеди Сергея Сергеевича как центрическое движение к изначальному смыслу. Проповедь движется по принципу фокусирования, к единой точке, в которой озвучивается проблема на её простейшем уровне элементарной нравственной ясности, к которой мы оказываемся приближенными лицом к лицу. Проповедь отвечает на фундаментальный вопрос, звучащий иногда вербально, а иногда нет. Он ставится очень просто: кто мы? Мы, обратим внимание, а не я. Это тоже принципиально. Проповеди Сергея Сергеевича очень личностны, но не индивидуалистичны. Движение к ответу, часто – нелицеприятному ответу нисколько не походит на то, когда котят, например, тыкают мордочкой понятно во что (некоторые проповедники, в том числе и московские, пользуются именно таким методом).
Что, собственно позволяет добиться эффекта проповеди? Первое – не надменная позиция проповедника, который о себе проговаривается очень смиренно («я сам человек маленький, большие только мои грехи», «я здесь только по послушанию батюшке решаюсь вам что-то говорить» и т.п.), а также устремление к тому, чтобы «всё в нашей жизни было общее». Второе – антиномичность, которая присутствует в каждой проповеди Сергея Сергеевича, а в некоторых даже является началом и концом кольцевой композиции. Центральная антиномия – Божьи милосердие и строгость, которые Сергей Сергеевич старается одно без другого не употреблять.
Неожиданностью для исследователя может стать факт, что довольно много проповедей Аверинцева начинаются с предупреждения и суровых нот. «Верховный приговор Господа нашего…». Или: «Мы слушаем строгие уроки, приготовляющие нас…». «Приходит строгое время поста…». «На этой неделе выносится крест и таким как я в укор, и дай Бог, нам чувствовать это укор». Слово «укор», «укоризна» – частотные. Сергей Сергеевич употребляет слово «угроза», причем он имеет в виду Божью угрозу как предупреждение нам. Звучат эти слова очень серьёзно, строго и просто, но всегда в контексте с понятием милосердия, которым оно уравновешивается.
Особый разговор о модальности проповеди. Обычно она соответствует желательному наклонению, которого в нашем языке, как известно, нет.
Например: «Да не будет этого с нами…»; «Да не согласится человек отдать самое высокое достоинство…». Есть проповеди, где в одном предложении, например, трижды звучит «мы должны».
Проиллюстрируем сказанное и заодно перейдем к содержанию проповеди. Обратимся к проповеди на притчу о внезапно разбогатевшем. Все помнят этот сюжет о человеке, внезапно получившем несказанно богатый урожай. Проповедник предоставляет нам, слушающим, заглянуть в мысль богача, достроить его внутренний монолог и как бы встать на его место, понять и даже оправдать его.
Проповедник выстраивает возможный ход мыслей, который мог бы быть, если бы богач соизволили себя переспросить: «Получив огромное богатство, думает ли он о том, чтобы помочь друзьям и соседям? – нет. Думает ли он о своей семье, которая останется обеспеченной? – нет. Думает ли о своей жене? – нет. Он думает о власти над будущим». Таким образом, выстроенный проповедником потенциальный диалог, не реализуется для евангельского персонажа, но остается возможным для нас. А состоявшийся «диалог» богача с самим собой, то есть с самостью, Сергей Сергеевич обличает и выносит ему строгий приговор: это ад. «Завтрашний день, который предоставлен человеческой самости, – это уже ад, только в аду может быть так». Самость – это ключевое слово проповедей Аверинцева и главный враг человека, он требует экзорцизма (изгнания). Чтобы это было возможно, врага надо знать в лицо, для этого проповедник обнажает самость перед нами до предела. Суровый ответ евангелиста Сергей Сергеевич соотносит с Божьим милосердием, потому что у нас ещё остается возможность всё изменить: «если бы только пришла мысль о других людях», то всё будет иначе.
Подобным образом Сергей Сергеевич раскрывает притчу о мытаре и фарисее. Он прямо обращается с предложением «подумать обо всём, что мог бы сказать в свою пользу фарисей». И мы вдруг видим, что фарисей не был вульгарным лицемером, то есть обманщиком, ведущим себя противно своим словам. Это был серьёзный человек. Оказывается, мы не идём в сравнение с фарисеем, который в отличие от нас не так хитёр, как мы, и не знает греха смиренноглаголания, что «он прямодушнее, наивнее, откровеннее, искреннее» нас. В нашем же сердце есть «такие глубины, такие бездны, которые вообще не проницаемы для нашего взгляда».
Об этих глубинах продолжается разговор в проповеди на прощёное воскресенье, которую можно назвать анатомией покаяния. Ключевой вопрос для Сергея Сергеевича – это вопрос вины. «Мы под виной», мы должны быть прощены. Он восстает против ложной успокоенности и примирённости. В энциклопедической статье «Христианство» Аверинцев последовательно проводит эту мысль: «христианину решительно запрещено в какой-либо ситуации считать себя абсолютно правым», поэтому христианство «создаёт поистине виртуозную культуру усмотрения собственной виновности», ведь именно «в критическом состоянии полной утраты уверенности в своих силах вступает в действие благодать».
По Аверинцеву покаяние для нас – это вопрос, как начать. Наше действие должно означать разрыв в цепи «вражеского круга зла», разрушение «необходимой связи». Чтобы разорвать цепь между одним злом нашей и жизни и другим, надо с чего-то начать. В каждой проповеди он предлагает то или иное начало: осознать свою самость, увидеть, что наша мера – живой Бог, простить и др.
Интересно, как Аверинцев завершает свои проповеди. Любая проповедь с точки зрения классической теории проповеди должна завершаться подведением итогов. Но в большинстве проповедей Аверинцева мы наблюдаем в финале некий обрыв. Проповедник доходит до какой-то точки (фокуса), и вдруг обрывает речь, или делает крутой поворот, или остановку, завершая слово неожиданно просто и молитвенно-личностно. Например, в проповеди на притчу о злых виноградарях, после такого «обрыва» Аверинцев как бы оглядывает со стороны всё вышесказанное, ужасается и кротко призывает слушателя к молитве: «Понять до конца то, о чём говорит эта притча, страшно. Помолимся о том, чтобы Господь научил нас истинному страху Божию, истинному чувству ответственности перед тем сокровищем, которое нам вверено. Господи, помилуй».
Такое завершение выявляет трезвый взгляд на самого себя и то состояние утраты уверенности в собственных силах, после которой «вступает в действие благодать».