Доклад Кирилла Анатольевича Мозгова, преподавателя церковнославянского языка в СФИ, «Современное состояние перевода богослужения на славянские языки». Прочитан на студенческой конференции «Сретенские чтения» в марте 2009 г.
Вопрос о богослужебном языке в данном докладе мы предлагаем рассматривать в контексте проблемы восстановления в церкви триединого закона: lex credendi, lex orandi и lex vivendi, а именно с той его частью, которая касается закона молитвы. Ведь для того чтобы решить эту проблему, нужно ответить на вопрос: как надо молиться, а это как раз включает в себя и выбор языка молитвы – как в широком, так и узком смысле. Неслучайно говорится: «как мы молимся, так и живем». На сегодняшний день мы видим, что язык (в широком смысле), на котором пытается говорить с миром христианство, оказывается устаревшим, и современный человек его часто не понимает и (или) не принимает. Архаическая форма проповеди малоэффективна, а странная позиция многих церковных деятелей, что, дескать, люди сами должны приходить в церковь, видя, какая она замечательная, жизнью не подтверждается. Более того, как писал о. Александр Шмеман: «Давно прошли те времена, когда оно (христианство) считало их (другие религии) обреченными на исчезновение перед лицом самоочевидного превосходства христианской веры. Религии эти не только не исчезли, но, напротив, обнаруживают замечательную жизнеспособность и с огромным успехом миссионерствуют внутри самого христианского мира» («За жизнь мира». С. 98-99).
Но даже если человек и заходит в церковь сам, услышав чей-то призыв или ведомый голосом своей собственной совести, то какой язык (в узком смысле) он слышит в церковных стенах? В нашей Русской православной церкви – это язык церковнославянский, на котором совершается все храмовое богослужение, а также составлено подавляющее число молитвословов для домашней, келейной молитвы. Даже если таковой человек не развернется сразу, услышав, на каком языке современная церковь предполагает с ним разговаривать (как это, увы, нередко происходит), если его вера оказывается сильнее, то, в любом случае, этот языковой барьер становится серьезной преградой на пути его вхождения в церковь. Причем преградой абсолютно ненужной, попросту лишней.
Но почему так получилось? Почему с этой проблемой была совершенно незнакома апостольская церковь, со дня Пятидесятницы заговорившая сразу на всех языках – т.е. на языке каждого, к кому была обращена апостольская проповедь? Почему история церкви на славянских землях началась с подвига святых Кирилла и Мефодия, пришедших к людям с проповедью и книгами на их языке? Почему в истории Русской церкви мы чтим память свт. Стефана Пермского, свт. Иннокентия Московского и свт. Николая Японского, переводивших Писание и богослужение на зырянский, алеутский и японский языки соответственно? Почему, если всеми признано, что вопрос богослужебного языка не является вопросом догматическим (об этом написано уже слишком много), современный человек, приходя в церковь, каждый раз сталкивается с языковым барьером?
На многие из этих вопросов уже давно все ответы даны. Однако, несмотря на слова ап. Павла, что «буква убивает, а дух животворит» (2Кор 3:6), несмотря на победу в XI в. просветителя славян св. Кирилла над трехъязычной ересью, несмотря на предложенные Великим Московским собором 1917-1918 гг. пути решения этой проблемы, в конце концов, несмотря на то, что христианству в принципе чужда идея сакрального языка, – несмотря ни на что, богослужение в Русской церкви совершается отнюдь не на живом языке ее членов.
Проблемы с богослужебным языком знакомы и другим славянским церквам. Для некоторых из них долгое время основным и единственным языком церковной молитвы оставался церковнославянский, причем это было не только на славянских землях. Церковнославянский язык в разное время был признанным богослужебным языком в Русской, Сербской, Украинской, Белорусской, Польской, Чешской, Словацкой и Румынской церквах. В Румынии, например, церковь перешла с церковнославянского на румынский в XVII в. Но даже славяне, в том числе и те, чей язык относится к той же южной ветви славянских языков, что и церковнославянский1 , и кому, таким образом, он должен быть роднее и понятнее, чем кому бы то ни было, – даже они в ХХ в. были вынуждены признать невозможность продолжать совершать богослужение лишь на церковнославянском.
Конкурентное употребление церковнославянского и современного языкового стандарта сегодня наблюдается в Украинской, Болгарской, Македонской и Сербской церквах, что, в свою очередь, является очередным подтверждением тезиса о том, что признанность церковнославянского находится в тесной связи с его участием в становлении и развитии литературно-языковой нормы каждой национально-языковой общности в отдельности. В той или иной степени возможно использование национального языка и в Польской, и в Чешской православных церквах.
Первые переводы богослужения на болгарский язык были опубликованы Охридским митрополитом Борисом в 1908 г. (Требник) и 1910 г. (параллельный церковнославянско-болгарский Служебник). В 20-е гг. ХХ века была опубликована Синодальная Библия на современном болгарском языке, а вслед за ней Апостол, Паремийник, Часослов, Акафистник и Молитвенник2 .
Церковно-Народный собор Болгарской православной церкви под председательством патр. Максима в 1998 г. официально разрешил чтение и пение в храмах на современном болгарском языке. С тех пор там нет никаких формальных препятствий для желающих служить по-болгарски. При этом сторонники богослужения на новоболгарском языке обращаются именно к традиции свв. Кирилла и Мефодия: «Итак, оставим предрассудки, воспользуемся свободой и будем православными. Последуем примеру св. братьев Кирилла и Мефодия, которые некогда приобщили славян к Церкви известным нам способом – через язык. Не будем робеть перед фальшивыми и псевдо-болгарскими взглядами, которые делают священным церковнославянский язык и не будем лицемерить, притворяясь, что понимаем богослужебный текст. Мы же не хотим, чтобы люди входили в храм со словарем и пособием по грамматике под мышкой, и не будем притворяться, что не знаем, о чем идет речь, когда видим переполненные залы с экзальтированными лицами, попавшими в капканы сект. Надо постоянно держать в сознании слова св. ап. Павла «Ибо когда я молюсь на незнакомом языке, то хотя дух мой и молится, но ум мой остается без плода» (1Кор 14:14)3 .
Здесь можно отметить и тот факт, что противники современного болгарского языка в храме часто осуждают то, чего не слышали, чего не узнали, даже если это и заслуживает осуждения, о чем пишет тот же автор4 .
Конечно, разрешение служить на современном и понятном языке в Болгарии не повлекло за собой повсеместного отказа от церковнославянского. Этому есть много серьезных причин. Одна из них в том, что для совершения богослужения на болгарском языке нужны соответствующие книги, а, учитывая накопленное за века богатство богослужебных текстов, это означает серьезную и кропотливую работу не на один год5.
Есть и не менее весомые причины внеязыкового характера. Как уже не раз говорилось, востребованность проповеди и богослужения на родном языке во многом определяется общей обстановкой и атмосферой церковной жизни. «Крайне важно отметить, что вопросы о собственно церковном переводе богослужения вообще встают лишь тогда, когда возникают соответствующие церковные запросы и вопросы, например, о роли мирян и роли предстоятелей и других людей, которые находятся в алтаре, о месте хора и его самосознании в церкви и т.д., т.е. когда всерьез встают перед нами экклезиологические проблемы и когда мы хотим их не только решать, но и решить. <...> Если Анафора не будет читаться вслух, если она будет читаться во время пения хора, то переводы – это просто некоторая роскошь, почти что блажь, потому что священникам, которые читают молитвенные тексты в алтаре обычно в спешке, скороговоркой, неважно, все ли они понимают или нет. Даже если бы у них был прекрасный русский текст, в таком стиле он бы никак целиком не воспринимался. <...> Итак, принципиально важно: будет ли у нас когда-нибудь молиться вся церковь, т.е. алтарь с мирянами, вместе?.. <...> Таким образом, проблема богослужебного перевода - это проблема вообще возрождения церковной жизни, проблема её духовного обновления, обновления Духом Святым, проблема возрождения духовных служений во всем их многообразии, в их полноте. Пока этого не будет в нашей церкви, перевод будет лишь еще одной «золотой завитушкой»...»6.
Исходя из этого, более удачным следует признать опыт Сербской православной церкви, где уже полвека богослужение совершается как на церковнославянском, так и на сербском языке. Такое положение в сегодняшней СПЦ - плод многолетних трудов и еще более долгой дискуссии, начало которой относится к 60-м годам XIX в. Тогда рассматривалась возможность выбора в церкви одного из трех богослужебных языков -– сербскославянского, церковнославянского языка русской редакции (насильно введенного в Сербии в XVIII в.) и современного сербского языка. Сторонники каждой позиции в этой полемике допускали порой весьма радикальные высказывания. Например, прот. С. Димитриевич считал, что церковнославянский «поддерживает высший, таинственный смысл богослужения», а потому от него невозможно отказаться по крайней мере в «тайносовершительных формулах»7. С другой стороны, сторонник сербского богослужения прот. М. Анджелкович утверждал, что «любое богослужение, совершаемое не на народном языке, не добивается своей цели». Он же пишет: «Живой Сербской Церкви необходимо живое слово! Богослужение и молитва сербского народа должно совершаться на его живом языке»8.
Профессор богословского факультета СПЦ в Белграде Ксения Кончаревич обращает внимание на то, что «высшие органы Сербской Православной Церкви никогда не выступали за радикальные решения, т.е. они не одобряли полный переход на сербский язык и выход церковнославянского из употребления, и вместе с тем им была далека и позиция об исключительности и обязательности церковнославянского богослужения. Доклады митрополита загребского Дамаскина (Грданичкого) Священному Синоду и Собору (1963 г.) и соответствующее распоряжение Синода (1964 г.) предлагают весьма умеренные решения для частичного введения в богослужебное употребление сербского языка»9. Такая позиция совершенно не противоречит предложениям сторонников сербизации богослужения, понимавших предстоящий объем работ и потому предлагавших принцип постепенности переводческой работы. Разумеется, здесь важно правильно расставить приоритеты, и Д. Чонич предлагает начать работу с перевода Священного Писания Ветхого и Нового Завета, затем Требника, Часослова, Служебника, а после Октоиха, Сборника церковных песнопений и Минеи10.
В результате сегодня священники в Сербской церкви пользуются полной свободой выбора богослужебного языка, поэтому в одних храмах по-сербски читается лишь Писание, в других на сербском произносится текст молитв, но поют по-славянски, в третьих звучит только церковнославянский, а где-то оба языка звучат попеременно.
«Предпочтение того или иного решения во многом обусловливается конкретными условиями, т.е. зависит от специфических местных особенностей и характеристик среды: так, в диаспоре и в местах с многонациональным составом населения служат преимущественно по-сербски, в духовных школах и в монастырях – преимущественно по-славянски. Выбор языка зависит и от характеристик конкретной структурной части богослужения: элементы с ярко выраженной дидактической функцией - апостольское и евангельское чтение, а также совместные моления - произносятся преимущественно на сербском языке, тогда как элементы с функцией величания, возношения хвалы – антифоны, изобразительные псалмы, тропари, кондаки, богослужебные гимны – главным образом остаются на церковнославянском языке»11.
Подводя некоторые итоги после первых десятилетий опыта параллельного функционирования сербского и церковнославянского языков в сербской среде, К. Кончаревич задается вопросом об отношении современного поколения верующих к такому положению дел в СПЦ. «Какому языку сербские верующие отдают предпочтение? Большинство высказалось за комбинированные богослужения (57,8%), 20,8% за церковнославянский и 20% за сербский. О перспективе двух богослужебных языков мнения следующие: подавляющее большинство опрошенных (71,8%) считает, что оба языка – сербский и церковнославянский – останутся в богослужебном употреблении, а 24,6% думают, что церковнославянский постепенно выйдет из употребления»12. Что же касается использования переводов богослужения на сербский язык, то большинству опрошенных (78,2 %) наиболее приемлемым кажется издание книг с параллельным текстом на обоих языках13.
Продолжая сегодня дискуссию о введении в практику РПЦ богослужения на родном языке, наверное, стоит присмотреться повнимательнее к опыту тех православных церквей, где эту проблему если не решили, то уже начали решать. Конечно, здесь выявляются как сильные, так и слабые стороны этого процесса. Но это же позволяет нам надеяться, что и то, и другое будет учтено в нашей ситуации, чтобы избежать ошибок и усвоить то положительное, что также уже явно из имеющегося опыта, а главное, побороть страхи, мешающие оживлению всей церковной ситуации, поскольку помимо собственно лингвистических, на статус церковнославянского языка влияют и многие экстралингвистические факторы. Среди них заметное место занимает отношение каждой конкретной поместной церкви к идеям литургического возрождения и его взглядам на язык богослужения. Неслучайно этим вопросам было уделено много внимания при подготовке Великого Московского собора 1917-1918 гг. Но даже выработанные тогда предложения по решению проблемы богослужебного языка в Русской церкви, весьма аккуратные и вовсе не радикальные, до сих пор не введены в жизнь. Зато теперь мы можем апеллировать не только к идеям начала ХХ века, но и к современному опыту поместных православных церквей, во многом осуществивших эти предложения в своей жизни.
------------------------
1. «На самом деле, современным богослужебным языком Болгарской православной церкви является церковнославянский. Действительно, это мертвый язык, ни один народ не использует его в живой речи. Он представляет из себя застывшую русскую редакцию XVII века языка староболгарского». Енев Деян. «Да се модернизира ли езикът на богослужението?» Интернет-ресурс: http://www.segabg.com/online/article.asp?issueid=2045§ionid=5&id=0001601
2. См. там же.
3. Енев Деян. На каком языке молится современный болгарин? См. Интернет-ресурс: http://www.dveri.bg/content/view/1329/172/
4. Там же.
5. Автор цитированной статьи в качестве основного практического вывода пишет: «Приоритет в издателската политика на БПЦ (доколкото има такава) трябва да бъде издаването на богослужебните книги на съвременен български език» (там же).
6. Кочетков Георгий, свящ. Некоторые богословские основания необходимости и возможности перевода богослужебных текстов с древних на современные языки. Кифа N 10(36) октябрь 2005 г.
7. Цит. по Кончаревич. К. Дискуссия о богослужебном языке в Сербской православной церкви. См. Интернет-ресурс: http://www.russian.slavica.org/article217.html, 2003 г.
8. Там же.
9. Там же.
10. Там же.
11. Там же.
12. Там же.
13. К. Кончаревич приводит данные статистического опроса, проведенного ее аспиранткой Р. Баич в 2001 году среди верующих разных возрастных и профессиональных категорий из Сербии, Черногории, Сербской республики и сербской диаспоры.