В первой части вечера прозвучали цитаты из воспоминаний об Аверинцеве его коллег, учеников, друзей – историка античной литературы Михаила Гаспарова, литературоведов Ирины Роднянской, Сергея Бочарова, Ирины Сурат, философов Ренаты Гальцевой, Григория Померанца и Владимира Бибихина, переводчика и эссеиста Натальи Трауберг, поэта и прозаика Ольги Седаковой, издателя и исследователя проблем русской эмиграции Никиты Струве, Натальи Сахаровой, священников Георгия Кочеткова, Владимира Зелинского, Георгия Чистякова.
Прозвучали стихи Сергея Сергеевича Аверинцева, которые прочел заслуженный артист РФ, актёр «Театра на Литейном» Сергей Заморев.В конце вечера было зачитано письмо библеиста, доктора филологических наук, профессора СПбГУ Анатолия Алексеева. Он не смог принять участие в вечере, но прислал свои воспоминания.
Каким же был академик Сергей Сергеевич Аверинцев? Тем, кто не был знаком с ним лично, помогут представить себе этого выдающегося человека воспоминания о нем его коллег, учеников и друзей, прозвучавшие на вечере памяти.
Григорий Померанц, философ, культуролог и эссеист: «Вообще Аверинцев – это некое социальное исключение, социальное чудо. Маленький Серёжа рос в обстановке Серебряного века, в семье, сохранявшей дореволюционный духовный мир. Он с детства окунулся в атмосферу общехристианской и большой русской культуры. Многочисленные статьи Аверинцева – это возвращение на тот уровень, на котором стояла русская дореволюционная культура».
Наталья Трауберг, переводчик и писатель: «Аверинцев был поздним ребёнком – отцу его, крупному биологу, было за шестьдесят, когда сын родился. Бытовая его беспомощность многих поражала; помимо хворей, в которые сперва многие и не верили, он перенёс в детстве болезнь позвоночника, носил ортопедическую обувь. С вещами он категорически не ладил, хотя любил дом и уют. Всё это сочеталось с непредставимой трудоспособностью и упорством во всём, что касалось убеждений. Его при жизни называли великим православным мыслителем, крупнейшим филологом, последним русским энциклопедистом. Феномен Аверинцева – результат чудесного совпадения его катехизаторского дара с потребностями эпохи».
Ирина Роднянская, литературный критик и литературовед: «Значение Сергея Сергеевича Аверинцева выходит далеко за рамки филологии и науки. На рубеже 60-х и 70-х годов он начал читать в МГУ курс об эстетике раннего Средневековья. На самом деле это был курс истории богословия и церкви, без лицемерия проведённый под знаком культурного развития и тем не менее по существу теологический курс. Это было настоящее оглашение. Долгое время он был юнгианцем и к христианству пришёл "путём волхвов", через исследование, однако пришёл абсолютно бесповоротно. На лекциях собирались толпы людей, это было почти как в Политехническом музее, разве что конной милиции не было. Так оглашено было целое поколение – не все стали единомышленниками, но все получили новое представление о духовной жизни человечества».
Священник Георгий Чистяков, филолог, историк: «Сергей Аверинцев был первым в Москве человеком, открыто заговорившем о Боге в своих университетских лекциях. Осенью 1970 года на историческом факультете он читал их по субботам на первом этаже нового тогда гуманитарного корпуса в огромной аудитории, где яблоку было негде упасть. Его византийская эстетика, основанная на самом высоком и высшей степени профессиональном филологическом анализе, была в то же время настоящей проповедью Слова Божьего. Каждому слушателю из этих лекций сразу становилось ясно, что лектор не просто знает Евангелие и святоотеческую традицию, но любит Христа и в жизни идёт вслед за ним. Человек безумно застенчивый и деликатный, здесь, на профессорской кафедре, он ничего не боялся. Потом стали появляться статьи о Вячеславе Иванове, Мандельштаме и других поэтах. Потом была блистательная защита докторской, в числе оппонентов на которой выступил Дмитрий Сергеевич Лихачёв. Великолепный знаток древних и новых языков и тончайший переводчик, Аверинцев был настоящим европейцем и не менее настоящим русским».
Поэт Ольга Седакова: «Изысканность его ума, его феноменальная образованность – такого человека не должно было здесь быть по множеству причин. Его мнение о самых разных вещах всегда было очень важно для всех людей науки – оно никогда не было случайным, импрессионистическим взглядом на вещи, он видел их в определённой иерархии. Никто не писал до него и не напишет после ничего похожего, о чём бы ни шла речь в каждом случае, – о переводах Жуковского или о Ефреме Сирине, о происхождении формы акафиста или о царе Эдипе. Это при том, что редко кто был так мало озабочен собственной "оригинальностью", "непохожестью", пресловутым "страхом влияния". Такого рода заботы кажутся слишком суетными рядом с тем, чем он был занят. Дело не в том, что его тексты сообщают знания (ещё бы – и знания редкие, обширные и увлекательные!): но они сообщают нечто поважнее – они помогают не умирать заживо, они помогают не сдаваться тому "духу времени", который во все времена одинаково враждебен одному: осуществлению человека».
Владимир Бибихин, философ и филолог: «Аверинцев был нужен всем, далеко не только своим уникальным знанием. Я помню, как первой же услышанной мною лекции Аверинцева было достаточно, чтобы переменить мой ум, увести от механики к живой продолжающейся истории. Однажды он попался в официальном месте на глаза атеисту Крывелеву, который начал его отчитывать за христианство «Философской энциклопедии». Аверинцев, в странном состоянии после ночи бессонной работы, неожиданно для самого себя расхохотался Крывелеву в лицо, и тот непонятно как – вдруг исчез. Аверинцев никогда не был особенным борцом, ему это не требовалось. Он побеждал просто так, его присутствие было всегда естественным; сам он был склонен исчезнуть разве что только когда его слишком хвалили».
Рената Гальцева, исследователь русской философии, публицист: «Своей мыслью он вдохновлял, грациозной формой этой мысли доставлял эстетическое наслаждение. Благорасположенностью к основам жизни, которой было проникнуто всё, что он писал и говорил, и которая, как я поняла тогда, и есть христианское мирочувствие, Аверинцев оживлял всё вокруг. Это соединение серьёзной мысли, художественной игры и душевной мягкости было неправдоподобным совершенством, рождавшим желание совершенствоваться… Аверинцев был просветителем не одного, а сразу нескольких поколений… Разновозрастное бродячее братство алчущих невегласов следовало за Аверинцевым, всё пополняясь и не вмещаясь ни в одно из помещений. Эпоха «безвременья и застоя» – не замусоренная ещё культурная сцена и скопившаяся жажда подлинного слова – была «летом благоприятным» для духовного просвещения. Но, помимо публичного поприща, Аверинцев, этот творческий универсум, был поразителен и не превзойдён как «кабинетный» исследователь чуть ли не во всех гуманитарных областях: в истории древних литератур, библеистике, философской герменевтике, культурфилософии, переводе древних и новых авторов, литературной критике. Но прежде всего он чувствовал себя служителем и избранником той профессии, в которой он как раз и видел «содружество гуманитарных дисциплин» и характер которой в статье «Филология» он определил так: выяснение через язык и анализ письменных текстов «сущности духовной культуры человечества».
Священник Георгий Кочетков, ректор Свято-Филаретовского института и духовный попечитель Преображенского братства: «Сергей Сергеевич верил в Воскресение Христа, как верят немногие. Он верил в победу Божью, победу Жизни вечной… Для нас он был тем человеком, который может быть связующим звеном эпох, мог быть и голосом, словом с ним уходящей эпохи».Наталия Микова
Фото Елизаветы Дмитриевой, Игоря Хмылева