В лето 2009 года ездили малым братством в паломничество и заезжали в г. Ишим, где познакомились с Геннадием Крамором, редактором краеведческого альманаха «Коркина слобода», сотрудником Культурного центра П.П.Ершова, автором многочисленных статей по краеведению Приишимья и истории Православия в Сибири. Очень живо вспомнила его рассказ о владыке Серафиме у дома, где была тюрьма, в которой содержались несколько священников, там мы служили литию. Я нашла его статью о епископе Серафиме (Звездинском), прилагаю отрывок из нее о пребывании епископа Серафима в Ишиме, сначала ссылка, а потом – арест и тюрьма.
3 февраля 1935 года страдальцы – владыка Серафим и его добровольные спутницы, духовные дочери инокини Анна и Клавдия – прибыли в наш город.
Ишим того времени – тихий провинциальный районный центр с невысокими деревянными домиками и тенистыми садиками во дворах. Уклад жизни еще во многом патриархальный. Но ветер времени вихрем пронесся и здесь, разметав в клочья былое стремление к благочестию. Взамен крестных ходов с иконами и хоругвями – демонстрации с портретами вождей… Здесь, в городе с «лучшим климатом» скитальцев тоже поначалу ожидала бесприютность. Но вскоре нашелся добрый старичок Александр Павлович, у которого изгнанники сняли квартиру в две комнаты на втором этаже дома № 84 по улице Республики (ныне улица Ленина). Ишим был уже давним местом ссылки, и местные жители привыкли принимать у себя «лишних» для советской власти людей.
Прежде всего в комнате владыки устроили небольшую домашнюю церковь, как это делали в каждом новом пристанище. Над треугольным столиком для совершения литургии – иконы страждущего Христа в терновом венце и «Умиление» Пресвятой Богородицы. Распорядок дня – такой же, как и прежде: рано утром – молитва, потом – Божественная литургия, после – чай, отдых, чтение Священного Писания, всенощная служба, небольшой ужин и вечерние молитвы. После этого владыка затворялся в своей комнатке для уединенной молитвы и чтения, в которых пребывал до утра. И так – каждый день. Особо усердными были молитвы перед большим образом святого Иоанна Тобольского, покровителя нашего края. Верилось, что он все устроит по воле Божией.
Дом, где жил владыка Серафим, не сохранился. Теперь на этом месте (между улицами Большой Садовой и Карасульской) – гаражи и котельная. Но его примерный вид известен по рисункам послушницы (будущей схимонахини) Анны, сделанным в 1935 году. Первый рисунок, изображающий дом, называется «Владыка возвращается домой». А откуда он возвращается – ясно из второго рисунка: «Владыка идет отмечаться в учреждение». Как ссыльный, епископ Серафим обязан был периодически регистрироваться в местном отделении НКВД. На рисунке легко узнается ишимский пейзаж: здания почты и милиции, между ними, вдалеке – белокаменная Никольская церковь.
Срок ссылки епископа Серафима заканчивался в мае 1935 года. Однако, получив 8 декабря паспорт, он решил остаться в Ишиме. Проживание в «режимных» городах ему было запрещено; к тому же не было ни сил, ни средств на переезд куда-либо. Тем временем наступил страшный тридцать седьмой. Из Москвы приходили тревожные вести: идут массовые аресты священнослужителей. Еще по осени хозяина квартиры вызвали в НКВД и обязали сообщить, если заметит приготовления постояльца к отъезду. Ни владыке, ни его дочерям шагу нельзя было ступить без присмотра со стороны неких лиц. Старичок-хозяин рассказал, что в НКВД у него спрашивали, лучше ли других питается бывший ссыльный архиерей. Тот ответил: больше полугода пост, а мяса он и вовсе не ест как монах, на такую трапезу ни один рабочий не согласится. Пришлось «следователям» придумывать другой повод для обвинения.
Наступил июнь. В Духов день, отслужив литургию, владыка погрузился в чтение Священного Писания. Вдруг подозвал к себе Анну: «Дивные слова открылись мне у Соломона: Премудрость вечна, премудрость сотворила человека, человек рождается с плачем, плач через все житие его… Это гимн премудрости, надо его заучить…» 23 июня, в день памяти покровителя Сибири Иоанна Тобольского епископ Серафим совершил литургию. Как обычно, подал Анне с жертвенника свечу – но почему-то не горящую, а потушенную. После чая вышел в садик; вернувшись, пропел «вечная память». А ночью, когда владыка оправлял лампаду перед образом Спасителя в терновом венце, в дверь к нему тревожно постучала Клавдия: «Идут из НКВД…» Начался обыск. Перевернули все вещи, но священных сосудов не коснулись. Владыке сказали: «Вы поедете с нами». Анна хотела кричать, но ее грозно предупредили: «Если не замолчите сами – заставим». В пять часов утра вызвали лошадь и увезли владыку с собою – в ишимскую тюрьму.
Теперь здание тюрьмы – обычный с виду двухэтажный оштукатуренный жилой дом. В начале ХХ века здесь, на тогдашней далекой окраине, предприимчивые братья Фридрихс построили мельницу с нефтяным двигателем. Но недолго работала она на благо горожан. Грянула революция, и победителям понадобились мельницы иного рода: жернова хлебные сменились жерновами человеческих жизней. Тюрьма была пересыльной, всего в семь камер, в которых содержались не более месяца. Восьмое помещение на первом этаже – для охраны. Засыпанный ныне подвал, как рассказывают, помнит предсмертные крики расстрелянных. Мужское отделение находилось в этом, тогда мрачном краснокирпичном здании, с восточной стороны которого было пристроено деревянное здание женского отделения. Над небольшими оконцами (расширены в начале 50-х, после закрытия тюрьмы) – специальные «фартуки», чтобы оградить заключенных от внешнего мира. Территорию окружал высокий деревянный забор, опутанный по верху колючей проволокой.
Удивительно, но от тех далеких лет до нас донесся живой голос свидетеля. Надежда Игнатьевна Черных, которой в то время было 32 года, работала по совместительству фельдшером в «арестном доме». В начале 90-х годов она вспоминала, как придя однажды утром на работу, застала необычное оживление. Охранники говорили: привезли «владыку мира», «высочайшего по религии». Высочайший духом, но страждущий телом просил медицинской помощи – сильно болела печень. К сердечным приступам добавилось кишечное заболевание с высокой температурой.
На самом деле, охранникам было от чего придти в оживление. Постепенно поднималась новая волна «большого террора». Вместе с епископом Звездинским в ту ночь было арестовано 15 священнослужителей. Среди них были сторонники патриарха Тихона и обновленцы, настоятели ишимских церквей и ссыльные, расстриги и те, кто не отказался от духовного звания. Вероятно, начальник Ишимского райотдела НКВД, младший лейтенант госбезопасности Бараусов готовил громкий процесс. Но владыка Серафим, несмотря на сильнейшие приступы боли, отрицал свою виновность по статье УК 58, пункты 10, 11 – в принадлежности к «контрреволюционной организации Истинно Православная Церковь» и не называл ни одной фамилии.
28 июля верные дочери Анна и Клавдия принесли очередную передачу. Во дворе тюрьмы – перекличка, заключенные, в том числе все арестованные священнослужители, стоят рядами, готовясь к отправке на станцию. Немощного владыку посадили с вещами на повозку: «Прощайте, мои дорогие, больше не увидимся». – «Владыченька, мы с Вами поедем в Омск. Мы Вас не оставим…» В товарных вагонах, куда загнали заключенных – жарко, в воздухе – духота, как перед грозой. Воды давать не разрешают. Плач, рев родственников. А когда поезд тронулся, владыка трижды перекрестил и по-архиерейски обеими руками осенил своих дочерей. «Никто из наших попов не перекрестился, – заметили жители Ишима, – а епископ Серафим сам перекрестился трижды и всех нас благословил».
Ишим был последней остановкой на крестном пути владыки; Омск стал последним пристанищем. Громкого процесса не получилось: заработал массовый конвейер репрессий. Без суда, решением «тройки» Омского управления НКВД 23 августа 1937 года все 15 человек были приговорены к расстрелу (послушницам сообщили: десять лет лагерей). Приговор исполнен 26 августа. Вина епископа Серафима оговаривалась особо – «в Ишиме среди верующих слыл за святого человека»…