Перлы церковно-славянского языка

01 августа 2020
Статья из «Воронежских епархиальных ведомостей» от 15 сентября 1908 года

Обаче бездушная глас дающая, аще сопель, аще гусли, аще разнствия писканием не дадят, како разумно будет пискание или гудение? Тако и вы аще не благоразумно слово дадите языком, како уразумеется глаголемое? Будете бо на воздух глаголюще. (1 Кор, 14:7-9)

Когда заходит речь о замене церковно-славянского богослужебного языка чистым (или «почти») русским наречием, то некоторые (а не многие) сторонники-«словаки» «зело распыховаются» против сего нововведения (тем же многий есть смех, егда узриши тогожде ныне убо смеющася, ныне же плачуща, и ныне пекущася, ныне же паче разлеяннаго) и на защитника его «вельми наскочити желающе», начинают «дрочитися» и приводить те неудобства и трудности, которые неминуемо встретятся при переводе церковно-славянских богослужебных книг на русский язык.

Правда, затруднения явятся, но ведь все эти неудобопереводимые речения суть, во-первых, творения уже отжившего свой век человеческого языка, а во-вторых, их более ясное изложение, да ещё умело исполненное, не может же извратить догматических истин нашей Православной Церкви. А это самое главное.

Так что возражения противников оживления богослужебного языка с этой стороны отпадают сами собою.

Остаётся сказать несколько слов по поводу «духа церковности», который будто бы ослабеет по причине упомянутой реформы.

Странно! В чём, собственно, следует усматривать церковность: в мёртвом ли и несознательном исповедании учения Церкви или же в разумном отношении и усвоении его? Именно только про разумное отношение к духу церковности апостол Павел говорит: «но в церкви хочу лучше пять слов сказать умом моим, чтобы и других наставить, нежели тьму слов на незнакомом языке» (1 Кор, 14:19.).
Сторонники церковно-славянских туманностей говорят, что молящиеся, с трудом разбирающиеся (разбираются ли?!) в тёмных глаголах (какого это наклонения?),  всё-таки улавливают общий дух этих слов и понятий. Итак, гадательное (иногда даже в превратном смысле) понимание церковного богослужения признаётся и самими современными «Аввакумами». И это ещё хорошо, если «богомолец с чутьём», по духу схватит и своеобразно поймёт какое-нибудь «трудное» молитвословие или славословие; тут ему непонятное проплывёт в его сознании серым облачком – и только. А вот если он услышит на славянском языке такие слова апостола (да ещё в отрывке; а ведь только отрывочное восприятие читаемого и доступно для такого «надсознательного» богомольца): «Убо и умершии о Христе, погибоша» (1 Кор, 15:18-19) Тут связь с предыдущим и последующим и на русском-то языке трудно уловима. Или Мф, 6:15: «ни Отец ваш отпустит вам согрешений ваших». Ну почём он знает, что в славянском языке два отрицания «не» в одном предложении не ставятся?
А то вдруг услышит: «Но всегда доброе гоните» (1 Сол, 5:15). Это его смутит, огорошит, но он ни за что не догадается, что тут слово «гоните» означает «ищите». Что там говорить! Славянский язык при всей его выразительности и полноте – язык даже не эстетический, особенно неподходящий для уха нашего многомиллионного тёмного православного люда. Ну что за «аромат», например, в таком букете славянского «цветения»: «Ирод блядивъ», «поганые варвары – враги», «мое окаянство», «жупел», «гаждение», «дряселуя», «срачица», «окалях», «воня», «ядрило» и многое другое?

А уж как Грецией пахнёт, как начнут чередоваться «еродии» с «рыкающими скимнами» да «онаграми»,  то тут, в этой «катавасии», уж и вовсе бедный богомолец только глазами хлопай!
«Косные “славаки” не хотят поработать один раз для меньших братьев, а заставляют их упражняться в церковно-славянской каббалистике за каждым богослужением». На самом деле пойми-ка: как это архангел Гавриил принёс Пресвятой Деве Марии «целование с небесе»; переводи вот: «како дево доиши?» или «и сосца твоя яже ссаша», «сосца красная»»; «дориносимая»; как это я благословлю Господа «в животе» моём; «прильпе душа моя по Тебе». Такая выразительная туманность прямо наталкивает ум простецов даже на богохульные мысли. Я уже не говорю о таких сюрпризах подсознательно-молящемуся, как например, «разжзи утробу мою» и «очи мои выну ко Господу». Я упомяну только о том сумбуре, какой родится, коренится и живёт в религиозно-нравственном и даже догматическом представлении тёмных людей благодаря именно неудобопониманию слов и речений церковно-славянского языка. Мне однажды пришлось слышать, как один крестьянин-грамотей объяснял другим греческую надпись на иконе Божией Матери – «Μp.Θy». Он переводил эти иероглифы так: «Мария родила фарисейского учителя».

А уж метафоры-то наших церковных песен (например, «Всел если на кони Апостолы твоя, Господи» или: «на херувимех ездяй»), переплетясь с цветущими кринами церковнославянского языка, в умах с развитым духовным чутьём и вовсе разрастаются до самых причудливых и разнообразных форм и понятий…
Всё это вместе взятое невольно наводит вдумчивого наблюдателя нашей церковной жизни на мысли о необходимости скорейшего разрешения назревшего вопроса Православной русской церкви, вопроса о реформировании церковнославянского богослужебного языка. И будем надеяться, что это вопрос решится не в пользу наших «староверов», так как всестороннее суждение о сем предмете в достаточной степени нас убеждает, как мало риска предстоит на пути его осуществления и как много существенной пользы истечёт для многих из его применения.

Воронежские епархиальные ведомости. 15 сентября 1908 г., № 18
Псаломщик  Ив. Прозоровский

загрузить еще