Откуда берутся люди

Воспитывать христианина – неудобно. Более того, с точки зрения естественной логики жизни, это вообще абсурдная идея. О ценности жизни, о воспитании христианском и не только мы решили поговорить с  профессором кафедры богословских дисциплин и литургики Свято-Филаретовского института Давидом Гзгзяном, который читает курс лекций по аксиологии – науке о природе человеческих ценностей.

Вопрос: Давид Мкртичевич, деторождение – это ценность какого порядка?

Д.М. Гзгзян: Появление человека на свет нельзя оторвать от представления о ценности жизни как таковой.  Другое дело, что если применительно к своей жизни мы в этом не сомневаемся, то относительно ребенка, которому только предстоит родиться, это не столь же очевидно.

Вопрос: Ну как же?! Дети зачастую являются смыслом жизни, светом в окошке.

Д.М. Гзгзян: Существует распространенное и весьма странное отношение к детям, как к существам, которые сообщают смысл существованию родителя. Психологически это понятно: дети, особенно карапузы-младенцы, самим своим фактом подтверждают идею, что раз уж появилось такое чудо, жизнь прожита не зря. Появляются стереотипы о продолжении рода, оставлении следа и тому подобное… При этом собственная ценность детей некоторым образом повисает в воздухе. И это радикально противоречит изначальной интуиции, что жизнь человека священна. Какое уж тут отношение к жизни человека как к абсолютной ценности, если это всего лишь функция от родителя? Сладить с этим противоречием оказывается очень не просто. Чтобы смотреть на своего ребенка глазами бескорыстного богоподобного наблюдателя, нужен очень глубокий взгляд на феномен жизни человека. А откуда бы ему вообще у человека взяться?

Вопрос: По всей вероятности из культуры.

Д.М. Гзгзян: Культур, которые бы приближались к такому взгляду, нет. Есть подобные духовные традиции, реализованные, по большей части, не в форме жизненной практики, а в форме идеалов и теории. Я был бы рад сказать, что христианство выступает авангардом, но христиане точно так же как и все другие люди, испытывали искус смотреть на деторождение как на функционально важный процесс продолжения рода. При этом почему он важный – не очень понятно. Вернее понятно с каких-то стихийных позиций: инстинкты нас призывают,  чтобы жизнь не прекращалась. Но инстинкты и ценности – вещи разнонаправленные, ничего общего не имеющие. Так что на сегодняшний день христианство представляет собой лишь реализованную возможность сформулировать подобные вещи вслух.

Вопрос: А какой стиль  воспитания в данном контексте  более адекватен – патриархальный или либеральный?

Д.М. Гзгзян: В рамках патриархального и либерального устройства общества функциональный подход к детям совпадает. Только в первом случае  функциональное отношение к ребенку существует изначально – он еще в утробе матери принадлежит роду. А при либеральном подходе кажется, что ребенок принадлежит себе. Но это только кажется. Либеральный подход предполагает просто отсутствие прямого насилия. Предполагается, что МОЙ ребенок должен быть самым лучшим и ему должно быть во всем хорошо. Это всегда соседствует с идеей, что я ему должен дать как можно больше, чтобы он потом выбрал. Но на самом деле подспудно всегда есть ощущение, что раз ребенок МОЙ, значит и хорошо ему то же, что и мне – значит, я буду вылеплять из него копию моего собственного я. Здесь нет такого библейского взгляда на человека как на самоценное явление, у которого есть призвание только перед Богом и больше ни перед кем. Так что радикально они не отличаются, хотя внешне производят впечатление крайностей.

Вопрос: В христианстве отношение к человеку как к функции неприемлемо, но по отношению к детям этого чаще всего действительно избежать не удается.

Д.М. Гзгзян: Христианам, как и всем людям, тоже очень не просто смотреть на свою кровиночку как на носителя мистической задачи. Особенно пока он никакой задачи, кроме как радовать своей беззубой улыбкой, не выполняет. За этими чисто человеческими вещами трудно различить высокую тайну того, что произошло. Дело в том, что в самой идее воспитания человека изначально заложен неразрешимый конфликт, логически неразрешимый, по крайней мере. Каждый родитель инстинктивно хочет ребенку самого простого добра и комфорта – чтобы тот рос здоровым, красивым и счастливым. А вот реальное становление человека, которое хоть как-то может быть окрашено в личностные тона, это чрезвычайно конфликтный процесс. Зачастую в нем ребенку не комфортно, а очень дискомфортно.

Вопрос: И в христианстве этот конфликт не разрешается?

Д.М. Гзгзян: В христианстве он только усугубляется. Представьте, что вместо того, чтобы желать ребенку вполне понятного благополучия, нужно желать чего-то совершенно противоположного. Это естественно в родительскую логику войти не может. Для этого родителю нужно себя самого сломать, ни больше, ни меньше, и смотреть на своего ребенка совершенно другими глазами.  Чтобы всерьез захотеть своему ребенку сделаться ну если не христианином, то живым человеком, который готов выбирать между христианством и чем-то другим,  у  родителей должен быть совсем неродительский взгляд на вещи. Надо всерьез захотеть, чтобы из этого милого карапуза вырастал кто-то, всерьез интересующийся жизнью, а значит, проходил через довольно серьезные мучения. Это совсем дело другое.

Вопрос: Христианская педагогика как-то отражает этот конфликт?

Д.М. Гзгзян: Христианство это, на самом деле, какая-то такая очень специфическая, я бы даже сказал, выдающаяся форма взрослости, поэтому никаких исторических опытов христианской педагогики не сформировалось. Нам, родителям, намного проще приучить ребенка исполнять перечень каких-то требований – ходить в храм, читать молитвенное правило и так далее. Но  намного сложнее смотреть на ребенка глазами Господа Бога, Который хочет человеку вечной, полноценной жизни.

Вопрос: Задача кажется вообще неподъемной.

Д.М. Гзгзян: Рождение человека вообще дело крайне рискованное. И нам все время нужно помнить, что именно мы ответственны за то, каким он вырастет с точки зрения вечности, с точки зрения Господа Бога. Эта очень нетривиальная позиция, требующая одновременно и глубокого размышления, и дерзновения.