Открывая источники жизни…
В начале сентября 2013 г. члены Благовещенского малого православного братства проложили свой маршрут вдоль правого берега Рыбинского водохранилища: Рыбинск, Мышкин, Углич, а по дороге посетили еще и село Давыдово Борисоглебского района.
«Большая Волга»
Глядя на сверкающую гладь Рыбинского моря, сегодня мало кто вспоминает и тем более переживает трагедию, связанную с его созданием. Да и сегодня не все здесь благополучно: убыток от водохранилища превышает выгоду, и дает о себе знать нарушенная экология края. Но кто об этом думал тогда? Одним из лозунгов 1930-х годов было: «Мы перестроим заново и человека, и географию, и геологию!»
Уже традиционно в стране Советов масштабные стройки осуществлялись руками бесплатной рабсилы – зэков. И здесь срочно был создан филиал ГУЛАГа – Волголаг, поначалу состоящий только из осужденных по 58 статье.
История Рыбинского водохранилища началась еще в 1932 году. По инициативе партии, взявшей курс на индустриализацию для создания военной промышленности, был намечен масштабный план – «Большая Волга». В систему Волжского каскада вошло восемь гидроузлов, один из них – Рыбинский. У каждого узла выше плотины находится водохранилище. И каждое из них несет память о разрушенных селах, городах, монастырях и храмах, залитых пахотных и луговых землях. И, конечно, о трагедии сотен тысяч людей, потерявших родной кров, с которыми никто не думал считаться. Одно только Рыбинское водохранилище затопило около семисот сел, древнерусский город – Мологу, три монастыря, более сорока церквей Жителям Мологского района было объявлено о предстоявшем переселении осенью 1936 г. Причем местные власти поставили условие: к концу года переселить около 60% жителей города Мологи, вывезти их дома. До замерзания рек Волги и Мологи оставалось два месяца. Архивы сохранили для нас письма мологжан, не желавших безрассудно выполнять такие приказы: «Если мы дома сейчас и сплавим и на новом месте поставим, жить в них все равно нельзя будет – сырые они будут стоять до лета. Мы же люди, не собаки!» Но власти упорно стояли на своем - переселить Мологу к 1 ноября 1936 г. А что говорить о тех, кто не имел сил для разборки и сплава своих, часто уже старых домов? И это при том, что реальное затопление началось в апреле 1941 года! Но приказы начальства не обсуждают, недовольных ждал Волголаг, покорившихся – Волгострой, единственная организация, предоставлявшая новые рабочие места. И ту, и другую курировало НКВД.
Молога не стала сказочным Китеж-градом и не позволяет забыть о себе: примерно раз в два года при обмелении Волги обнажаются ее мостовые, кладбища, основания разрушенных строений. Сюда, к этим камням, к родным могилам приходят те, кто не может вычеркнуть из своей памяти эту трагедию. Обо всем этом и о многом другом нам рассказали в рыбинском музее Мологи, организованном самими мологжанами и их потомками в 1995 году.
Но встает вопрос: как хранить память об этом так, чтобы новые поколения не отвернулись от нее, не захотев погружаться в «исторический негатив»? Чтобы не переступили через то, что осталось без осознания происшедшего не только на этой земле, но и в пределах всего «единого социалистического лагеря»?
Мышкин – не только город мыши
«Не стоит город без святого, а село без праведника» – говорили на Руси. В СССР сознательно боролись с любым проявлением духовности, вслед за ее служителями в жернова революции и тоталитаризма попал и народ. Возродить настоящую жизнь можно только с восстановления ее духовных корней, и всегда есть люди, хранящие эту духовную память.
Сергей Васильевич Куров из города Мышкина так и называет себя – хранителем. В 1999 году он организовал краеведческий музей «Православный Мышкин», в котором собрал не только большое количество предметов с затопленных территорий, а также множество документов, связанных с жизнью города: фотографии, письма, документы, книги. Личные вещи жителей Мышкина конца XIX – начала XX вв. хранят аромат именно жизни, а не ушедшего прошлого. Но главный внутренний акцент его коллекции сделан на истории святости родной земли, – с любовью собраны свидетельства христианского подвижничества, а одна комната посвящена священномученику архиепископу Пермскому и Кунгурскому Андронику (Никольскому), который родом из этих земель. В коллекции есть много подлинных вещей, например, стихарь, в котором еще мальчиком будущий архиеп. Андроник служил в храме Преображения Господня в селе Поводнево.
Но как наследие советского стиля искоренение памяти продолжается, и у музея проблемы со светскими властями, для которых иерархия ценностей совсем другая: меняются «туристические тропы», – теперь они проходят в стороне от музея, хранящего духовное наследие, воскрешающего память о выдающихся людях, но поддерживаются музеи мыши, водки, валенок и т.п. После прикосновения к подлинной истории города, края, идти смотреть на мышкинских мышей, тем более – в музей Смирновской водки, где посетителям подносят в качестве бонуса рюмку «косорыловки», мягко говоря, не хотелось.
Угличанин не по своей воле
В древнем и прекрасном Угличе, историю которого нам рассказала Ольга Борисовна Полякова, ученый секретарь Угличского Государственного Историко-Архитектурного и Художественного музея, мы соприкоснулись с судьбой архиепископа Николая (Муравьева-Уральского). Впервые он был арестован и Петрограде в 1924 году по делу о «православных братствах», прошел через десятки лет лагерей и ссылок, в которых работал по своей медицинской специальности – врачом-отоларингологом. И закончил свою жизнь после освобождения из Волголага (1954 г.) в Угличе в доме тайной монахини Алексии, в миру –- Клавдии Владимировны Быковой, которая имела своими духовными наставниками таких светочей церкви, как свмч. еп. Серафим (Звездинский) и еп. Арсений (Жадановский). Она и сама прошла через этот лагерь, а после освобождения поселилась в Угличе. Ее родные сохранили тетрадь с воспоминаниями матушки Алексии и передали нашей паломнической группе. Последние семь лет своей жизни архиеп. Николай официально не служил, однако совершал богослужения дома, собирал вокруг себя верующих, поддерживал тесные связи с епископом Афанасием (Сахаровым). А в Угличе, в храме Царевича Димитрия «на поле», настоятелем которого в то время был иеромонах Никодим (Ротов), архиеп. Николай, как и матушка Алексия, молился. У стен этого же храма он похоронен.
Мы вместе с нынешним настоятелем храма прот. Владимиром (Бучиным) отдали молитвенную дань этому подвижнику веры, для канонизации которого сегодня собирает материал епископ Рыбинский и Угличский Вениамин (Лихоманов).
Жизнь подвижников веры, прошедших страшные богоборческие времена ХХ века, не должна становиться только музейной темой, она важна в церкви сегодня, как пример стояния за те ценности, которые нельзя отдать ни при каких условиях. Надеемся, что этому послужит и явный интерес к жизни архиеп. Николая, которому в 2011 году Угличский музей посвятил конференцию.
«Память жива» – эти слова превращаются из просто устойчивого словосочетания в слова с буквальным значением. Группа паломников в этом убедилась, помолившись у поклонного креста в память о взорванном и затопленном Угличском Покровском монастыре и у закладного камня памятнику погибшим узникам Волголага в Рыбинске. Ощущение после молитвы о всех замученных, расстрелянных советской властью – благодарность Богу. У Него все живы.
«… и я открыл дверь»
С примером восстановления духовной памяти и основ православной жизни мы встретились в селе Давыдово, где живет около двадцати лет и служит в храме Владимирской иконы Божьей Матери прот. Владимир Климзо. В общении с ним Господь подарил нам особую радость и вдохновение, потому что это был яркий образ того, что может сделать верующий человек, нашедший свое призвание и неотступно следующий ему.
Он вспоминал, как, приехав в село со своей семьей почти двадцать лет назад и застав большую часть его жителей, увидел, что у детей было две главных игры: «катуля» – катить колесо, погоняя его палкой, и игра в алкоголиков – изображение своих пьяных родных. В храме, где небо было вместо крыши, росла роща деревьев. И надо было очень крепко верить Богу, что все это можно преодолеть и возродить здесь жизнь. К нему приезжали друзья и оставались здесь жить, потому что делалось что-то настоящее – постепенно росла Преображенская община. Сейчас о. Владимир сам с удивлением вспоминает, как это было возможно, что они сами, нарисовав план, вознесли и поставили вручную купола.
Когда храм был почти уже восстановлен, пришло другое служение. «Я его не выбирал – говорит о. Владимир – но оно постучалось, и я открыл дверь». Из трудных мальчиков-подростков собрался интернат и зажил своей жизнью. В общину стали приезжать люди с алкогольной и наркотической зависимостью, чтобы попытаться изменить свою жизнь. Пришлось завести фермерское хозяйство, мастерские, в которых можно было пробовать себя приехавшим. Одновременно попросились к нему на лето семьи с детьми-инвалидами, каждый год их становилось все больше, и надо было выбирать, кому отдать предпочтение, т.к. сил на всех не хватало. И о. Владимир выбрал тех, кто социально наиболее уязвим – детей. И вот уже шесть лет им служит он и вся его община, в планах которой устроить не только летние, но круглогодичные лагеря для воцерковления и социальной адаптации таких детей. Летом наравне со взрослыми и теперь уже со многими волонтерами из самых разных весей трудятся, молятся, веселятся и ребята интерната. Глядя на этих мальчишек в храме, у каждого из которых тут было свое дело: в алтаре, хоре, у колоколов, мы видели их свободу и радость от сопричастности всему, что происходило. И дай Бог, чтобы никакие трудности не поколебали братской жизни этой трудовой общины.
Паломничество позади, но оно оставило глубокий след в памяти его участников, как прикосновение к жизни Церкви и страны, поруганной, разоренной, но на глубине имеющей те духовные источники, которые дают надежду на исцеление и возрождение. Если только эти источники удастся сделать полноводными и явными, если удастся, в первую очередь, в себе преодолеть разруху, которая тоже имеет свои корни, питавшие три поколения наших соотечественников. Это и есть одна из главных задач , которая стоит перед каждым членом Церкви.
