Опыт общинно-братского собирания в Санкт-Петербургской епархии

1. Братство о. Александра Гумилевского (1861 – 1866) как пример благотворительного братства: милосердие от избытка любви.

2. Братство о. Иоанна Егорова (1901 – 1914) как опыт церковного и общественного собирания в предреволюционные годы.

3. Александро-Невское братство (1918 – 1932) в ситуации противостояния революционной «розни» и безверию.

Мой доклад посвящен только одной епархии РПЦ – Санкт-Петербургской, - но сразу же хочется отметить, что явления, о которых я буду говорить, типологические, получившие распространение по всей России. В Петербурге, в силу его столичного статуса, они имели более раннее и более интенсивное развитие.

Возникновение братского движения в русской церкви традиционно связывают с историей православия в Юго-западной Руси. Первое православное братство возникло во Львове (Галиция) в 1439 г. За ним последовали: Виленское, Киевское, Брестское, Могилевское, Минское, Оршанское и многие другие. В XV-XVII вв., в ситуации сильного католического влияния и унии 1596 г., братства выполняли как благотворительные, религиозно-просветительские, так и полемические, апологетические задачи. «Для охраны православной веры в народе братства сделали значительно больше, чем епископы или духовенство» [1].

Однако во 2-ой половине XVIII и 1-ой половине XIX века братства в России стали редким явлением. Новое возрождение братского движения приходится на 1850-1860-е гг.

I. Христорождественское братство о. Александра Гумилевского.

В 1855 г., с вступлением на императорский престол Александра II, общественно-политическая ситуация в России стала резко меняться. Началась подготовка к фундаментальному преобразованию русской жизни – отмене крепостного права, готовились реформы в сфере образования, юриспруденции, военного дела и т.д. По свидетельству одного из современников, «в России в 60-е годы начало свершатся нечто "мистическое"»: «Да и сами люди недоумевали, что происходит: вроде остался тот же царь, строй политический тот же, никакой революции... но все пошло... запахло грозой... Все ощущали присутствие и ворочание глубин жизни: что-то постепенно менялось и в быту, и в психике, и в настроении, и даже в дыхании (воздуха не хватало), и в пищеварении, и в нервах (то апатия, то раздражительность). Перемена ощущалась всем существом, но еще не угадывалась сознанием».

Освобождение крестьян внешне привело к тому, что «у русского крестьянина вдруг сделалось и свободного времени и свободных денег больше, чем было прежде»[2] , а внутренне – к возрастанию его самосознания и потребности в самостоятельном религиозном самоопределении (ср.: судьба Катерины в драме А.Н. Островского «Гроза»; 1860).

Именно забота о народном просвещении не только в смысле обретения грамотности, но и как укрепление в основах веры – стала импульсом, приведшим молодого петербургского священника о. Александра Гумилевского к идее создания братства. В одном из первых номеров издаваемого им журнала «Дух христианина» за 1861 г. он писал: «Отчего бы духовенству, наравне с дворянством, не предпринять наконец самой широкой инициативы в деле народного просвещения? Отчего бы не основать у нас какого-нибудь братства для поддержания народных школ?»[3].

На страницах журнала о. Александр начинает вести летопись предполагаемого братства, постепенно осознавая, на каких принципах оно должно быть основано. Первое условие для вступления в братство – пожертвование в размере 1 руб. в год: «Взнос – 1 руб. – так мал, что братство доступно для большинства»[4]. Можно жертвовать больше, но это не дает преимуществ, потому что «там, где о Христе, должно быть сердце и душа едины»[5]. Братство открыто для всех христиан; в него приглашаются «духовные и светские, мужчины и женщины, знатные и простые».

Поскольку идея «братства» в русском обществе воспринимается настороженно («Многие знают о православных церковных братствах только по слухам и смотрят на предполагаемое братство как на что-то новое, небывалое и поэтому невозможное у нас»[6]), о. Александру приходится заниматься ее апологетикой, доказывать, что братство – «дело весьма древнее». Он апеллирует к опыту братств Юго-Западной Руси и, что характерно почти для всех братств, к опыту первохристианской церкви: «Первые последователи (Христа – Ю.В.) называли друг друга братьями, составляли братство, не в одном наименовании, но в искренней братской любви и в общении имуществ (Деян. 4.32-37)»[7].

Очевидно, что заочное братство, складывающееся из людей жертвующих средства на народное просвещение, а впоследствии, и на более широкие цели, не могло удовлетворить о. Александра. Дух братской любви требовал воплощения в жизни конкретного церковного сообщества. Так возникает приходское братство при Христорождественской церкви на Песках. Цель братства – «раскрывать народу свойства истинной христианской любви и располагать его на дела разумной благотворительности бедным»[8].

О. Александр видит, что затеваемые им благотворительные учреждения, типа воскресных школ или приютов для малолетних, вызывают мало сочувствия у прихожан его храма. В то же время многие люди считают себя вполне благочестивыми христианами, ограничивая дела христианской любви раздачей милостыни нищим. О. Александр пытается, с одной стороны, вернутся к евангельскому понятию нищеты, а с другой – возбудить в своих духовных чадах истинно христианское сочувствие к нуждающимся людям. В журнале «Дух Христианина» он размышляет о том, что нищий – это не обязательно тот, кто просит Христа ради: «...И мастеровой, который босиком в одной запачканной рубашечке дрожит от мороза, и чиновник, получающий каких-нибудь 5 руб. серебром в месяц на содержание себя с огромным семейством, и бедная вдова, изнывающая с малолетними детьми в убогой комнате, и больной, не имеющий гривенника для покупки лекарств, и узник, томящийся в сырой, арестантской – нищие по заповеди Христовой»[9].

В то же время о. Александр Гумилевский чувствует, что приход, в сложившемся к середине XIX века виде, перестает быть источником христианской любви и единения, милующей волной изливающихся в мир. Обновление духа христианской жизни он связывает с братством. Одновременно он предлагает возродить вечери любви – агапы, и институт диаконис. «Современные братства только принимают название «братства», но мало заботятся о возрождении духа братства, заповеданного Спасителем. Мы должны заботится о том, как воскресить в народе нашем дух истинно братской любви к своим собратьям, а не о том, как сформировать то или иное общество... Нет лучшего средства, как учреждение братских обедов»[10].

Многое из предложенного о. Александру удалось реализовать в своем Христорождественском братстве, но судьба братства и его основателя оказались весьма драматичными. В 1863 г. братство попыталось зарегистрировать свой устав, но из-за бюрократических проволочек и опасения со стороны государственных органов дело с регистрацией затянулось. Существование же в виде неформального сообщества весьма затрудняло дела благотворительности и смущало некоторых членов братства. В 1866 г. во время молебствия по поводу счастливого избавления императора от смертельной опасности (покушение Д. Каракозова) о. Александр произнес речь, за которую был сослан в Нарву. В 1869 году, в возрасте 38 лет, он скончался.

О. Александра Гумилевского по праву называют «основателем церковных братств на Руси в новейшее время». Начатое им движение было законодательно оформлено законом Российской империи от 8 мая 1864 года «Основные правила для учреждения православных братств». В ситуации глубинного сдвига в русском обществе он почувствовал, что именно церковное братство может быть скрепой, соединяющей сдвинувшиеся пласты русской жизни, преодолевающей сословную рознь взаимной любовью, которою были соединены первые последователи Христа.

II. На протяжении всей 2-ой половины XIX века наблюдался значительный рост числа братств и расширение сферы их деятельности. Уже к 1893 г. в России существовало 160 братств с 37 642 членами. Но новая волна интереса к братскому движению, особенно в промышленных городах, приходится на начало XX века.

Рубеж XIX-XX веков – эпоха резкого сдвига в экономике России, изменения уклада российской жизни, повлекшего за собой и изменение типа религиозного сознания. Страна аграрного патриархального уклада превращалась в индустриальную державу. Быт русского крестьянства, дававший основание православной вере русского народа, ломался. Началось массовое движение из деревни в город. Новые условия городской жизни не позволяли сохранить традиционные формы религиозности. Остро встал вопрос о личном самоопределении человека по отношению к вере. На смену принадлежности к крестьянско-христиаскому миру, общине, семье приходило индивидуализированное безбытное существование фабричного рабочего, нового городского жителя. В результате этих процессов в духовной жизни людей происходил или откат в неверие, или экзистенциальный прорыв к заново обретенной и лично выстраданной вере.

Церковь реагировала на эту ситуацию по-разному, не всегда успевая предотвратить уход своих чад в революционное движение. В конце 1905 – начале 1906 гг. в СПбДК обсуждался устав христианских братств, которые предполагалось открывать при церквах в рабочих районах столицы «с целями христианского взаимообщения и христианской взаимопомощи нравственной и материальной». Не берусь судить о том, насколько плодотворной оказалась эта инициатива «сверху». Остановлюсь более подробно на одной из инициатив «снизу» – братстве «Святого Креста» при училище лекарских помощниц, – которая явилась своеобразной реакцией на усиливающуюся разобщенность русского общества и ослабление напряжения христианской жизни.

В уставе братства Св. Креста, опубликованном в 1901 г., указано, что братство имеет две основные цели: «1. Поддержание благоустройства храма и содержание церковного хора; 2. Содействие распространению религиозно-нравственного просвещения в среде больных, находящихся на излечении в Рождественском Барачном лазарете, больничной прислуги, а также прихожан училищной церкви путем учреждения библиотек и устройства соответствующих чтений»[11].

Из отчета о деятельности братства за 1902 г. следует, что братство проводило также особые братские беседы. «Согласно постановлению общего собрания от 18 ноября 1901 г., члены братства Св. Креста зимой 1901-1902 гг. еженедельно по пятницам и в Великом посту по воскресеньям в 8 часов вечера собирались в зале Лечебницы им. Вел. Княгини Марии Александровны для выслушивания религиозно-нравственного чтения и для взаимного братского обмена мыслями по поводу вопросов, затронутых чтением»[12]. Начинались эти братские собрания с молитвы «Царю Небесный» и чтения по-русски положенного дневного Евангелия. Затем «особо приглашенный распорядительным комитетом для каждой беседы из лиц священного сана или хотя из светских, но сведущих в богословских вопросах лектор прочитывал свой реферат». Для рефератов выбирались темы, которые «могли иметь особое значение для современной христианской жизни». Так, доцент СПбДА иеромонах Михаил (Семенов) предложил чтение «Отношение интеллигенции к церкви». После чтения реферата руководитель беседы приглашал участников беседы к обсуждению услышанного. Эта часть была для устроителей бесед особенно важна, так как «одно из главных требований, предъявляемым к нашим братским собраниям, чтобы они шли навстречу живой потребности христианина осмыслить свою веру». В отчете отмечалось: «...Как ни нова такая постановка религиозно-нравственных чтений и как ни застенчива вообще наша публика на собраниях, где приходится открыто выступать с изложением своих мыслей, тем не менее, к нашей общей радости, мы не раз были свидетелями живого обмена мыслями по некоторым вопросам, например, о Царстве Божием, о молитве, о девстве, о супружестве, войне и миролюбии, покаянии, загробной жизни и др.»[13].

До сентября 1903 г. в состав распорядительного комитета братства входил Валентин Александрович Тернавцев, активный участник религиозно-философских собраний. В 1903 г. братскими собраниями руководили священники Роман Медведь и Петр Кремлевский, будущие члены группы «32-х». С января 1904 г. председателем братства был священник Суворовской церкви Георгий Шавельский, будущий протопресвитер военного и морского духовенства, горячий сторонник церковных реформ.

В 1908 г. братство возглавил свящ. Иоанн Егоров. О деятельности о. Иоанна Егорова в братстве Св. Креста мы можем судить по ряду брошюр под общим названием «братские письма», изданных в 1909 и 1910 гг.

Особый интерес представляет собой брошюра «Что такое братство Святого Креста?», в которой о. Иоанн Егоров формулирует основные принципы и направления братской жизни. Он начинает свои размышления с тезиса: «Братство - это церковь Христова; задачи его и пути – это задачи и пути церкви Христовой».

Обосновывая необходимость братской жизни, о. Иоанн обращается к опыту ранней церкви: «То, что первые христиане называли церковью, было тесно-сплоченная группа верующих, соборно живущих в молитве...» (С. 4). Он отмечает миссионерскую направленность ранней церкви: «...И верные обетованиям Христа, христиане не в одиночку, но тесно-сплоченными группами, рука об руку, соборно выступили на спасение труждающихся и обремененных людей от язвительных уколов адского жала – зла и греха» (С.3). И.Ф.Егоров пишет, что братство строится не на географическом, а на личностном единстве: «Эта сплоченность – была не географической только, но религиозно психологической, прежде всего. То есть не место, и не плотское, что связано с местом; не человеческое, например, единство обычаев, воспитания, состояния, образования, связывало группу; но единство религиозных переживаний взаимные отношения христиан определялись единством живого ощущения Живого Бога, единого в Троице. Это единство было руководящим правилом жизни, определяло все поступки» (С.4).

Для о.Иоанна Егорова безусловно, что подлинная христианская жизнь возможна лишь в Церкви: «В одиночку жить, значит жить без Христа, потому что непреложно слово Христа. Мф.18.20» (С.6). Поэтому он призывает своих читателей-слушателей к «сплочению в группы-церкви», ибо «не думаете ли в одиночку или себялюбиво выделяющейся сектой побеждать зло?» (С.6).

О. Иоанн Егоров видит вокруг много отчаявшихся, унывающих людей и пишет о том, что их нельзя назвать христианами: «Скажешь: «Они называют себя христианами, они крещены, они ходят в церковь...». Но назвать себя христианином, не значит быть христианином; от благодати крещения можно каждую минуту отречься, и тогда она не действует. Можно ходить в церковь, но молиться по-язычески, себялюбиво».

В своей брошюре «Что такое братство Святого Креста?» о. Иоанн пишет о трех основных проявлениях братской жизни: «Если Братство наше должно быть церковью, то первое и главное, в чем выразится жизнь нашего Братства-церкви, – это соборная, едиными устами и единым сердцем молитва в храме». Члены братства призываются объединяться в молитве друг с другом и устранять все внутренние и внешние препятствия к этому. Внешние препятствия – неблагоговейное поведение в храме (шум, разговоры, ненужные хождения и т.д.); внутренние – гордое, себялюбивое выделение себя из других.

Духовная взаимопомощь – второе направление братской жизни. О. Иоанн характеризует духовное состояние эпохи как отчуждение и одиночество. Одиночество житейское, интеллектуальное («в мыслях»), духовное («религиозное») очень трудно переживается людьми. «Нужде материальной или пьянству в большинстве случаев предшествовала нужда в ласковом слове, в искреннем сочувствии» (С.12). Поэтому члены братства, когда видят страдающего или слышат стоны умирающего, должны «помочь, утешить, ободрить, успокоить, поддержать...» (С.13).

И наконец, третьим направлением братской жизни о. Иоанн называет помощь нуждающимся. При этом он говорит, что не имеет смысла пытаться спасти сразу всех. «Лучше, сколько можем, пойдем на помощь. Изберем хоть одного, и ему поможем как следует. Всех не вырвем, но одного-двух каждый может спасти» (С.13).

В братстве "Святого Креста", особенно в годы, когда им руководил о. Иоанн Егоров, выходит на первый план то, что в благотворительном братстве о.Александра Гумилевского присутствовало лишь подспудно – внутрицерковное собирание, идея возрождения церкви как общения христиан с Богом и друг с другом. Для того, чтобы явить себя миру, помогать его бедам и нуждам церковь должна быть Церковью, а "теперь, – сетует о. Иоанн, – забылось, извратилось, потускнело в нашем сознании светлое, чистое, сладостное для сердца понятие церкви".

В контексте церковной жизни России рубежа XIX-XX, в условиях утраты патриархальных форм религиозности, братства оказывались для многих людей способом по-новому утвердится в вере, обрести осознанное церковное общение, приобщится к той "благодатной радости", которую дает единство в Христовой любви. В жизни же общества братства стали реальной альтернативой революционной розни и классовой разобщенности.

III. Третья "волна" братств в Петербурге и России связана с первыми послереволюционными годами, когда отделение церкви от государства и разрушение привычных форм церковной жизни привело к рождению массовых инициатив "снизу", а гонения на церковь еще не были столь сильны, чтобы лишить активных мирян возможности действовать. Главная задача братств третей волны – защита православной веры как вне, так и внутри себя. Во многом они ориентировались на опыт братств Юго-Западной Руси, взявших на себя роль защиты Православной церкви от Католического влияния.

Александро-Невское братство, о котором пойдет речь, возникло 1 февраля 1918 года из объединения верующих, собравшихся для защиты Александро-Невской лавры от посягательств новой власти. И хотя задача физической защиты православных святынь скоро отпала, осталась необходимость защиты святыни внутренней – веры и Церкви.

Сам состав братства свидетельствует о том, что в стенах церкви преодолевалось социальное противостояние, которым было больно революционизированное русское общество. В Александро-Невское братство входили мещане, рабочие, ломовые извозчики, но также и представители различных кругов интеллигенции, в том числе, профессора петроградских вузов. Среди прославленных новомучеников, членов братства, княжна Кира Оболенская и портниха Екатерина Арская. В рамках братства осуществилась чаемая религиозно-философскими собраниями начала века встреча интеллигенции и ученого монашества. Руководили братством молодые иеромонахи – братья Гурий и Лев (Егоровы) и будущий архиепископ Иннокентий (Тихонов), а среди его активистов был Иван Павлович Щербов, основатель и проректор Богословского института в Петрограде.

Возглавлявшие братство люди знали, восприняли и продолжили опыт братского движения, накопленный к этому времени в СПб епархии. Так, во-первых, было очевидно, что в сложившихся условиях братство является более живой и динамичной общностью, чем приход. Александро-Невское братство изначально не было приходским, хотя впоследствии митр. Вениамин и предоставил в его распоряжение находившуюся в его покоях Крестовую церковь. Во-вторых, опыт братского движения убеждал в том, что сохранение веры, особенно в условиях начинающихся гонений, требует осознанного отношения к ней и единодушной церковной среды. Отсюда – многочисленный кружки, почти ежедневные встречи, как религиозно-назидательные, так и деловые собрания, а также стремление братчиков продолжать свое церковное образование в Богословско-пастырском училище и Богословском институте. В-третьих, братства позволял возродить личную ответственность мирян за жизнь Церкви и опыт соборного решения вопросов общей жизни. В "Памятке братчику и братчице" вторым пунктом указывалось: "Неси послушание по указанию руководителя братства". На общих собраниях обсуждались вопросы устройства праздников, чествований, пений, уборки храмов, сборов на бедных, помощи голодающим и т.д. Наконец, так же, как в братстве "Св. Креста", в Александро-Невском братстве много внимания уделялось общебратской молитве, как созидательному центру общей жизни. Для включения народа в богослужение была проведена "реформа церковного пения", заключавшаяся в "отказе от светского исполнения по партиям" и переход к пению "по обиходу", чтобы народ мог легко подпевать. Обязательной часть богослужений была проповедь. На специальных кружках происходило разъяснение смысла и чина богослужения. Братчики брали на себя все служения по храму, были пономарями, чтецами, певцами, свеченосцами и т.д. В целях уяснения смысла богослужения о. Иннокентий (Тихонов) перевел на русский язык канон праздника Рождества Христова.

Среди направлений деятельности братства, активно развивавшихся до 1922 г., – церковная работа с детьми, издательская и благотворительная деятельность, забота об арестованных, подготовка молодых людей обоего пола к принятию пострига и создание монашеских общин в миру. Последний вид деятельности позволил братству просуществовать еще 10 лет, после разгрома братского движения в Петербурге в 1922 г.

По мнению СПБ-ого историка Шкаровского, "Александро-Невское братство "представляло собой живой, динамичный организм", конкретные виды и формы работы и внутренней жизни которого "неоднократно менялись с учетом изменения общественно-политических и социальных условий"[14].

Выводы

Таким образом, обращение к опыту трех петербургских братств позволяет нам сделать следующие выводы:

1. Для активизации братского движения необходимы общественно-исторические и внутрицерковные предпосылки. Независимые и подчас неформальные объединения христиан возможны только в ситуации отсутствия тотального контроля государства за своими гражданами и их церковной деятельностью (эпоха Александровских реформ, начало XX века, первые послереволюционные годы и т.д.). С другой стороны, подобного рода движения «снизу» возможны только тогда, когда они востребованы Церковью. В ситуациях кризисных, переломных, связанных со сменой жизненного, а, следовательно, и религиозного уклада братства оказываются, своего рода, компенсаторными явлениями, реализующими идею Церкви не как структуры, а как живого организма, связанного узами взаимной любви и способного мгновенно реагировать на «вызовы времени».

2. Возникнув в середине XIX века братское движение в СПб епархии практически не прерывалось. Знаменательно, что архиепископ Михаил (Мудьюгин), мать которого была активной братчицей Александро-Невского братства и который в своих детских воспоминаниях сохранил образ братской жизни, благословил Свято-Петровское православное братство, членом которого я являюсь. Братство становится взаимодополнительной, но вполне самостоятельной по отношению к приходу формой церковной жизни, предполагающей более тесное и ответственное, чем в приходе, общение братчиков между собой и включенность каждого в церковное делание, служение.

3. Братства, возникающие как ответ на «вызовы времени», являются реакцией на разные формы проявления «ненавистной розни мира сего». Они стремятся к преодолению как внутрицерковной разобщенности, проявляющейся в индивидуалицазии церковной жизни, так и социальному противостоянию, вбирая в себя людей разных социальных кругов и классов и аккумулируя милосердную силу христианской любви.