Слово духовного попечителя Преображенского братства свящ. Георгия Кочеткова 26 ноября 2011 года.
Как вам хорошо известно, дорогие братья и сёстры, с понедельника начинается пост, что всегда является большой радостью для православных христиан. Мы всегда говорим: наконец-то снова пост! Этот пост апостольский – потому что начинается в день памяти апостола Филиппа – и рождественский – потому что заканчивается на Рождество Христово, – и в эти дни действительно есть о чём подумать. Этот пост к тому же еще и длительный, сорокадневный, этим напоминающий пост Великий, хотя он покороче и не такой строгий, но всё-таки он тоже исторически был связан с возможностью крещения людей после оглашения, на Рождество Христово. Потому что с древних времён праздник Рождества и Богоявления был для церкви отмечен, прежде всего, радостью вхождения в неё новых и новых людей, которых Господь приводил для спасения, для преображения мира, для восстановления полноты жизни человеческой. Ведь люди всегда чувствовали свою неполноту, свою греховность, они всегда испытывали колоссальное давление зла и греха в этом мире и, естественно, желали освобождения. Люди всегда стремились к свободе, и Христос – Спаситель и Освободитель всего человечества – открывал им этот путь через Себя, через Свою крестную жертву и, главное, через дар благодати Святого Духа.
Конечно, дорогие братья и сёстры, пост связан с покаянием, без этого не бывает. Пост связан не просто с ограничением в пище, ведь это только средство, которое помогает людям покаяться, помогает немножко больше, лучше держать себя в руках. Сами по себе такие средства не спасительны – не в том смысле, что они плохи, а в том смысле, что не они спасают. У нас единый Спаситель – наш Господь Иисус Христос, и это надо всегда хорошо знать и помнить. Да и апостол Павел не случайно говорит: «Едим ли мы, ничего не приобретаем: не едим ли, ничего не теряем» (1 Кор 8:8). И так оно и есть, мы с вами это знаем на собственном опыте: наелся – ничего не приобрёл, не поел лишний раз – ничего не потерял. Так что не будем в этом смысле предаваться суевериям и предрассудкам, свойственным большинству современных людей, для которых пропустить какой-нибудь обед, ужин или завтрак – уже целая трагедия в жизни, понимаете ли, и мировая скорбь на челе. И не потому, что им плохо – может быть, им от этого даже лучше, – но так принято, так надо. Все эти суеверия и предрассудки нам надо, конечно, оставить где-то за бортом церкви, понимая, что не в этом счастье. А в чём же счастье?
Действительно, нужно покаяться, но покаяние, как вы знаете, вещь достаточно непростая. Есть некое внутреннее задание для всякого человека – вернуться к Отцу, снова стать сыном, даже если ты был сыном блудным. Это очень серьёзная вещь, мистическая. И замечательно то, что в церкви она воплощается мистериально, таинственно, причем не один, а множество раз за жизнь человека. К тому же это предполагает определенный набор этических требований, которые мы перед собой ставим – будь то в качестве заповедей Господних или в качестве каких-то иных требований церковного предания – и которые помогают нам сужать свой путь, не боясь этого сужения, поскольку мы все хорошо знаем: путь любви и свободы, который открывает нам Господь, это путь узкий и только он ведёт в жизнь вечную, другие пути в эту жизнь не ведут. Так что как бы мы ни жили и что бы с нами ни было, нам приходится думать о том, что путь наш надо сужать. Это и есть цель покаяния и всех наших аскетических усилий во время поста.
Интересно и то, что покаяние в церкви (об этом, к сожалению, так мало говорится, что многие даже об этом забыли и не знают, что ответить, когда в обществе звучат соответствующие вопросы) имеет в первую очередь личное и личностное значение. Конечно, прежде всего, кается человек – живой человек, который творит те или иные дурные дела, или имеет дурные мысли, или говорит дурные слова, потому что всё это способно приводить в движение очень скверные цепочки всякого рода событий, имеющие чрезвычайно неприятные для многих людей последствия, причем порой очень длительные, иногда даже распространяющиеся на всю жизнь. Но самое интересное то, что кроме такого личного и личностного покаяния Церковь знает и покаяние иного рода – покаяние группы людей: или семьи, или общины, или даже поместной церкви. Скажем, Ветхий Завет даёт нам много примеров того, как покаяние могло быть наложено на целый народ, на всех без исключения, независимо от того, кто что о себе думает и каким наполеоном или гением себя считает. Это очень важно, но именно это сейчас и забыто.
Ветхий Завет знал покаяние целых народов, и не только народа израильского. Да, израильтяне всегда много грешили, это всегда был очень грешный народ, однако этот народ знал и возвращение на свой путь, на свою исконную духовную родину. Люди умели каяться, причем все вместе, и это имело своё значение. Однако не только израильтяне умели это делать. Вспомните, например, книгу пророка Ионы, где говорится о покаянии жителей Ниневии – не только всего народа, но даже вплоть до скотов, так что постились, кажется, даже волы и овцы [1]. И все оделись во вретища, как положено, т.е. сняли все свои красивые одежды, украшения, и ничего такого не оставили, никаких игрушек и погремушек. Люди действительно каялись и действительно получали от Бога прощение. Как израильтяне, так и другие народы могли каяться под воздействием слов пророков, и поэтому они оставались живы, несмотря на огромную массу своих грехов.
Так же и в новозаветное время, которое стало куда более личностным, куда более ответственным, Церковь обращается со словом покаяния к каждому человеку – молодому и старому, к мужчинам и женщинам, к людям, находящимся на высоте общественной лестницы и где-то внизу её, – с тем, чтобы человек осознал свою причастность ко греху в этом мире и раскаялся, понимая, что он вложил в эту бездну греховную свою, иногда отнюдь не малую, лепту. Но Церковь иногда обращается не только к отдельным личностям, не только к каждому человеку, но обращается и к целому народу.
Конечно, история христианства всегда была тяжёлой. Бывало и так, что на это обращение слишком сильно влияли процессы социальные и политические. Вспомним нашу историю, хоть, например, времён преподобного Сергия, когда был наложен интердикт и из-за конфликта князей были закрыты все храмы Нижегородско-Суздальской земли. Ну, про Западную церковь я и говорить не буду: там это была обычная практика. Папа Римский очень умело пользовался этим правом интердикта. Он мог закрыть в одночасье все храмы в любой стране за те или иные согрешения, с его точки зрения, совершенные правителями или народом. Если народ согрешил, то ему отказывали в праве войти в храм – всем до единого, от младенцев до умирающих стариков. Об этом не любят говорить, но только потому, что все знают, как сильно здесь было влияние факторов социальных, внешних, не совсем ясно отражавших волю Божью. И всё-таки таким образом церковь обращалась к целым народам, к их совести, к их ответственности за то, что они делают, как живут, потому что все люди друг на друга влияют. «Страдает ли в церкви один член, – говорит апостол Павел, – страдает всё тело; прославляется один член – прославляется всё тело» (ср. 1 Кор. 12:26). Если бы наша церковь сейчас помнила об этом, ей было бы что сказать нашему народу – и с солью, и даже немножко с перцем. Но этого наша церковь, увы, традиционно не делает. Поэтому в ней всегда возникают какие-то компенсаторные вещи, ведь церковь не может жить неправдой даже тогда, когда многие её члены ослепли, оглохли и онемели.
Вот лишь один пример: когда в конце XIX века Николай Николаевич Неплюев – человек из высшего света, миллионер, один из богатейших людей России – в своем имении на Черниговщине устроил Крестовоздвиженское трудовое братство, он сразу осознал это братство не просто как братство трудовое, а как братство, которое является покаянием за грехи церкви, за грехи народа, прежде всего, крестьянства, но также и дворянства, и аристократии. Николай Николаевич Неплюев это выразил так: братство существует в полноте только тогда, когда оно может быть покаянием пред лицом всего мира за исторические грехи своего народа и церкви. К сожалению, этот факт был недооценен. Хотя все слышали, все знали, что есть такое трудовое братство, что там люди работают и живут по-христиански, в общинах и братствах, даже знали, что этот проект должен стать примером для всего мира. Ведь что может быть лучше братской и общинной жизни для любого человека? Ничего. Всё равно жить вне общества никто не может, так важно тогда поставить перед собой вопрос: как же нам жить в обществе, если уж без общества нельзя? Что, закрыться в своих комнатках, в своих каморках, в своих квартирках, как сказали бы сейчас? Да, это люди знали, помнили. А на то, что это братство покаянное и общины покаянные, никто не обратил внимания – и до сих пор не обращает. Хотя Николай Николаевич Неплюев писал об этом откровенно и абсолютно ясно, однако это не умещалось в сознании людей того времени. Не умещается это обычно и в наше сознание.
И в нашем братстве, которое тоже, безусловно, имеет такое же покаянное значение для нашей церкви и для нашего народа, и даже не только для них, сознание того, что оно покаянное, почти нет. А если бы было, как бы это помогло всем членам братства и всем тем, кто вокруг него! Ведь иначе мы слишком легко можем начать смотреть на других сверху вниз. А кающийся человек не может смотреть сверху вниз, он других ставит выше себя, это специфика всякого покаяния.
У нас постоянно говорят: наш народ не покаялся в страшнейших преступлениях XX века. Десятки миллионов людей были замучены, а каяться за это некому. И в церкви, и в обществе стоит только заговорить об этом – и что мы нередко слышим в ответ? Мол, пусть каждый кается за себя, почему я должен каяться за кого-то, кто расстреливал, убивал, мучил своих же братьев и сестёр, уничтожал свой же народ, разорил дотла и развалил свою собственную страну? И мы чувствуем здесь фальшь, но ответить не умеем. Вот пост и напоминает нам о том, что мы должны делать и кто мы в той общинно-братской жизни, к которой мы причастны. Действительно ли мы народ, кающийся за тех, кто каяться не хочет и не может в силу своего духовного уродства – не важно, родились они такими или их сделали такими внешние силы или пусть даже они сами? Нам надо осознать, что когда мы входим в пост, мы входим в него не только индивидуально, не порознь, а если вместе, то не только через внешние знаки аскетической жизни и покаяния. Мы должны осознать, что мы – братство, община, и поэтому имеем право больше, чем кто бы то ни было другой на нашей земле, каяться за грехи церкви, народа и правителей, кем бы они ни были и как бы мы к ним ни относились.
Можно лишь сожалеть, что такие вещи остаются вне церковного сознания, но Господь всё равно учит нас, и Он помогает нам найти некий путь, как бы выработать механизм действия этого покаяния. Ведь мало сказать: мы каемся, мы – покаянная община, или братство покаянное, а не только трудовое и служащее Богу и Церкви. Ведь надо ещё увидеть покаяние как путь и по этому пути пройти.
У того же Николая Николаевича Неплюева была ещё одна интересная идея, на которую сейчас нельзя не обратить внимания, особенно в связи с выходом очередного, четвёртого тома его сочинений, изданного недавно нашим братством. Это ещё не последний том, но очень важный, потому что в нем говорится о событиях 1899-1901 годов. Те, кто помнит историю неплюевского Крестовоздвиженского братства, понимают, что это значит: для них тогда было кризисное, по-своему чёрное время в связи с внутренним расколом, с внутренними искушениями, из которых они вышли блестяще, хотя и не без потерь. В этом томе говорится между прочим и о том, кто такие старшины (у нас они называются главами общин) в неплюевском братстве. Николай Николаевич Неплюев с удивительным дерзновением называл старшин совестью общины, высшей совестью (здесь, конечно, помог его природный аристократизм: он мог себе позволить всё называть своими именами, ни на кого не оглядываясь, ничего и никого не боясь, потому что он был рыцарем духа). Для нас это звучит так же непривычно, как призыв к соборному покаянию. Он и себя как блюстителя называл высшей совестью всего братства и считал, что это главное его служение братству. Он – совесть, поэтому он должен реагировать на всё и жить в братстве именно как такого рода совесть, не приписывая себе никакой безгрешности (ведь совесть тоже может в чём-то погрешать, при этом всё-таки оставаясь совестью). Меня здесь потрясло прежде всего то, что он не только себя – кающегося блюстителя братства – назвал его высшей совестью, но и старшин в нем называл так же. Это значит, что община и братство имеет единую совесть пред Богом и голос Божий для всех членов звучит одинаково, а не для каждого по-своему, кому как захотелось. Это значит, что люди имели возможность увидеть свои грехи, сверяя себя с этой совестью, что не отменяло их личной совести пред Богом. То, что была совесть высшая, не означало, что другая, низшая, уже не совесть. Ответственность могла быть разная, но каждый человек призывался слушать голос совести внутри себя – и в общине, и в братстве. И именно эта совесть могла призывать к покаянию, именно она более всего указывала на грехи. Не только каждый сам о себе думал, в чем он согрешил, потому что быстро оказывалось, что то, о чём думает отдельный человек, чаще всего вещи мелочные, а больший масштаб человек обретает лишь в соборном разуме Церкви. Соборный разум Церкви – это не только архиерейский собор, это не только голос предстоятеля, это нечто куда более тонкое и личностное, куда менее символическое. Церковная иерархия имеет большое значение, но это всегда символическое явление церкви, это ещё не реальность духа, поэтому всегда возникает вопрос: так где же эта реальность? Вот мы и должны, дорогие братья и сёстры, думать на эти темы, в том числе этим постом, обретая эти реальности, обретая собственную чистоту совести и обретая совесть высшую для себя, а значит, и действенную и полную возможность покаяния, как личного, так и соборного. И в этом смысле исторический опыт церкви вселенской и, прежде всего, опыт церкви русской, опыт последних времён, последних веков имеет для нас огромное значение, потому что, не сознавая этих вещей, мы не можем жить нормальной братской и общинной жизнью и не можем полноценно совершать подвиг поста.
Вот, дорогие братья и сёстры, о чем я призываю вас подумать, пока Господь даёт нам время вспоминать о тех вещах, которые в истории церкви были забыты или искажены, затенены, но без которых полноценной церковной жизни быть не может. И нашему братству здесь есть чему поучиться. Слава Богу, мы нашли исторический прецедент общинно-братской жизни, прежде всего, в лице Крестовоздвиженского братства Николая Николаевича Неплюева. Сто лет назад они что-то прошли, что мы, быть может, ещё не проходили. При удивительной, просто чудесной близости пути, мы видим и некоторые различия. И они поучительны, что я и пытался вам сейчас показать в связи с тем, что в понедельник нас ожидает начало Рождественского поста.
Оглашаемым хорошо, они попостятся себе в радость и веселье, они ещё могут пока не думать ни о каких церковных измерениях жизни, ни о каких трудных проблемах такого рода. Им пока ещё больше пристало думать о себе, о том, как им вырулить из той ситуации, в которой находятся пока только они сами. И их никто за это не упрекнёт, для них это нормально. Оглашаемым нужно поститься, нужно каяться, но пока это всё в основном имеет отношение лишь к ним лично, индивидуально. Но когда они станут настоящими членами церкви – а если Бог даст им такую благодать, то и членами братства или общины – и начнут служить Богу и Церкви, а не просто получать от них благодатные дары, тогда им тоже придётся подумать о тех вещах, о которых я сейчас говорил тем, кто уже прошёл период оглашения, кто уже давно живёт в церкви и старается делать это искренне и всерьез, а не стилизоваться под общепринятые формы нашей православной церковной жизни. Стилизация вообще вещь опасная, но, к сожалению, наше время, время постмодерна – это, прежде всего, время стилизации. Вы это тоже, конечно, хорошо понимаете, ведь это пронизывает не только художественную культуру, литературу и так далее, не только социум, но и нашу церковную жизнь. Достаточно посмотреть на все новостроящиеся храмы и новосоздаваемые иконостасы, иконы и т. д.: стилизация слишком бросается в глаза, нет чувства подлинности, и это очень печально.
Так не будем же, дорогие братья и сёстры, стилизоваться в нашей христианской церковной жизни, не будем приверженцами одних лишь символических её форм. Будем искать реальности жизни, для чего нам и нужно обновить свою личную и соборную совесть и пройти путь личного и соборного покаяния.
Аминь.
1 – И поверили Ниневитяне Богу, и объявили пост, и оделись во вретища, от большого из них до малого. Это слово дошло до царя Ниневии, и он встал с престола своего, и снял с себя царское облачение свое, и оделся во вретище, и сел на пепле, и повелел провозгласить и сказать в Ниневии от имени царя и вельмож его: «чтобы ни люди, ни скот, ни волы, ни овцы ничего не ели, не ходили на пастбище и воды не пили, и чтобы покрыты были вретищем люди и скот и крепко вопияли к Богу, и чтобы каждый обратился от злого пути своего и от насилия рук своих. Кто знает, может быть, еще Бог умилосердится и отвратит от нас пылающий гнев Свой, и мы не погибнем» (Ион 3:5-9).