Какая связь между мученичеством и любовью к бедным в истории XX столетия? История верующих Советского Союза может послужить примером истории гонений на христиан. Антирелигиозное преследование стало реальностью современности, в особенности в сердце общества, которое считало и представляло себя как авангард современности – большевизма в России. Встреча с современностью ознаменовалась для христиан вызовом, исходящим от социальных преобразований и новых идеологий, которые утопичным и насильственным образом захотели построить «нового человека» на той почве, которая исторически была христианской – близости к бедным. Очень тонко об этом написал Андреа Риккарди:
«Эта утопия бросила глубокий вызов христианам: раскрепощение бедных и угнетенных, построение справедливого общества в этом мире. Вызов был брошен как раз в бедных, униженных, отверженных слоях общества, единственной подругой которых веками была Церковь. Церковь и ее деятельность оказались на скамье подсудимых […] Подлинным взглядом в будущее было не традиционное милосердие, а социальное раскрепощение и освобождение».
Октябрьская революция отнесла Церковь к пережиткам прошлого и украла – если так можно сказать – дело бедных у христиан. Грядущим бедных было будущее коммунизма. Существовала связь, которую до конца еще только предстоит изучить, между преследованием христиан и попыткой воплотить социальную справедливость без евангельской любви к бедным. Во имя страдания бедных в большевистской России оправдывалось насилие против христиан. Духовенство, верующие были буржуями, пособниками эксплуататоров народа: это было мотивацией, хотя и в большей мере предлогом, которая часто оправдывала их уничтожение, совершенное в рамках логики классовой борьбы.
Советская власть решила настроить бедных, самые бедные слои общества, против Церкви. Так было во время раскулачивания, когда бедных крестьян подстрекали на борьбу с «кулаками», к которым неизменно причисляли священников и верующих. Еще более показательным это стало в связи с кампанией конфискации церковных ценностей, начавшейся в 1922 году под предлогом помощи жертвам голода.
Несмотря на претенциозность обвинений большевиков, нужно отметить, что они стремились поставить Церковь и верующих в состояние оппозиции к бедным: нужно было скомпрометировать их перед лицом самых бедных и затем во имя бедных нападать на них, прибегая к насилию. Преследователи Церкви во имя справедливости без Евангелия и без милосердия обвинили христиан в том, что они – враги бедных. В некотором смысле на отношение всего общества к бедным повлияло «самое трагичное», по словам Сергея Аверинцева, явление советской эпохи – «разрыв связи с Библией». И, тем не менее, милосердие и любовь христиан к бедным не иссякли даже в годы советской власти, хотя дела милосердия Церкви и были запрещены.
Милосердием, любовью к бедным, состраданием было отмечено присутствие христиан в местах гонений, среди преследований. Ими очеловечивался мир в годы ожесточения, когда, говоря словами Анны Ахматовой, невозможно было понять «кто зверь, кто человек». В мире концлагерей милосердию был брошен вызов, там пересеклись дороги мученичества и милосердия. Сила абсолютной власти в концлагерях, по замечанию Софски, проявилась «целиком в своей способности преобразить и разрушить humana conditio (человеческую суть)», сломав «универсальные структуры, в пределах которых действует человек: его ориентиры среди вещей и во внешнем мире, его отношения с другими людьми и с самим собой». Другой свидетель бесчеловечности концлагерей, советских в данном случае, Варлам Шаламов, писал о своем лагерном опыте: «с какой легкостью человек забывает, что он человек». Концлагерь отрицал право человека быть человеком, это было ставкой в игре, где главными героями стали заключенные христиане.
Христиане в лагерях противостояли системе, которая шла против человека, и боролись за то, чтобы оставаться людьми, в полном смысле слова, по евангельскому образцу. Архиепископ Тулузы, монс. Сальеж, один из французских епископов, которые с наибольшей твердостью сопротивлялись нацизму и коллаборационистскому режиму Виши, в ноябре 1941 года заявил: «Мир без Бога, без любви страшен. Вы можете убедиться в этом. Мир без Бога, без любви отсылает к идее ада, который и является окончательно миром без Бога и без любви». Адом были лагеря, Соловки, Дахау, Колыма, Освенцим, Воркута, Маутхаузен.
Присутствие священников, пастырей, христиан стало фактором гуманизации в местах, глубоко отмеченных насилием и жестокостью отношений между людьми. Тихое, невидимое сострадание придавало человечный облик даже советским лагерям, как, среди многих примеров, рассказал один свидетель, вспоминая о светлой фигуре русского православия ХХ столетия: «Отец Арсений, когда был в лагере, незаметно для людей входил в их жизнь; он помогал заключенным, облегчал их страдания и показывал своей жизнью, что даже в лагере строгого режима не так ужасно, если с нами Бог». В лагерях и тюрьмах с особой силой свидетельства и человечности проявилась любовь христиан к бедным, к самым нуждающимся.
Делами милосердия и сострадания к другим узникам часто отличалось присутствие христиан в лагерях. Сергей Фудель писал: «Один современный ученый как-то сказал мне, что из всей его жизни только один его поступок кажется ему действительно значительным: (…) только то, что однажды, не имея сам ничего, он разломил свою заветную тюремную пайку хлеба и дал половину голодному и совсем ему не знакомому человеку». Джозеф Беран после Второй мировой войны, став архиепископом Пражским, был узником при коммунистическом режиме, а нацистами был депортирован в Дахау. Бывшие с ним в Дахау заключенные вспоминали его именно за его милосердие: «Меня поразило его открытое, спокойное, улыбающееся лицо, – вспоминал один священник, тоже заключенный, – одно из тех выражений лица, которые нельзя больше забыть. Часто во время раздачи пайка, я видел руку, кладущую кусок хлеба возле моей миски: Беран отходил быстрым шагом, приветствуя своей непобедимой открытой улыбкой. Так он делал по очереди со всеми теми, кто казался ему более несчастными и в худшем состоянии».
Многочисленные священники, заключенные в Дахау, когда разразилась эпидемия тифа, предложили свою добровольную помощь – работать в изоляторах – и, заразившись, умерли. Одним из них был блаженный Энгельмар Унцайтиг, немецкий монах, миссионер из Марианнхила, погибший в 34 года в Дахау, куда его депортировали за то, что он защищал евреев. Он участвовал в ужасной работе на плантациях, о нем написал товарищ по заключению: «То, что поражало, – это был его дух милосердия, когда он просил милостыню у собратьев для других бедных заключенных». В декабре 1944 года, во время эпидемии тифа, этот монах добровольно пошел работать медбратом в изолятор для больных. В одном из своих писем из лагеря он написал: «Любовь удваивает силы. Делает изобретательными, делает свободными и радостными. […] Лучи теплого солнца любви бесконечно доброго Отца […] самые сильные, и они торжествуют победу, потому как добро – бессмертно и победа должна оставаться за Богом, хотя иногда и может показаться бесполезным распространять любовь в мире. […] Мы хотим продолжить работать и жертвовать всем, пока любовь и мир не воцарятся снова».
Практика любви к бедным глубоко охарактеризовала жизнь некоторых новомучеников. Пример великой княгини Елизаветы Федоровны, наверное, самый известный, и мы уже слышали о ней в других выступлениях. В некоторых случаях именно любовь к бедным и нуждающимся во имя Евангелия становилась причиной мученичества. Такой была история Татьяны Гримблит, православной верующей из Томска, которая посвятила свою жизнь помощи бедным и особенно заключенным: свои заработки она тратила на покупку еды и всего необходимого для передачи самым бедным заключенным в тюрьму этого сибирского города. В 1923 году она была арестована за контрреволюционную деятельность, так была расценена ее помощь заключенным. В 1931 году ее снова арестовали. Допрашивавшему ее следователю она рассказала, что помогала заключенным и ссыльным, независимо от того, «церковные это люди или нет, и даже по политическим ли они осуждены статьям или по уголовным, для нее было важно только то, что они нуждались и не имели того, кто бы им помогал ». В лагере она продолжала помогать товарищам по заключению, о чем говорит епископ Иоанн (Пашин) в письме: « Вы – по милости Божией – поняли, что высшее счастье здесь – на земле— это любить людей и помогать им. И Вы – слабенькая, бедненькая – с Божьей помощью, как солнышко, своей добротой согреваете обездоленных и помогаете, как можете. Вспоминаются слова Божии, сказанные устами святого апостола Павла: «Сила Моя в немощи совершается ». 23 сентября 1937 года Татьяна была расстреляна на Бутовском полигоне. На своем последнем допросе она ответила: « Никакой антисоветской агитации я нигде никогда не вела. На фразы, когда, жалея меня, мне говорили: “Вы бы получше оделись и поели, чем посылать деньги кому-то”, я отвечала: “Вы можете тратить деньги на красивую одежду и на сладкий кусок, а я предпочитаю поскромнее одеться, попроще поесть, а оставшиеся деньги послать нуждающимся в них” ».
Это только некоторые нити историй верующих во время бури преследований и гонений. Их верность Евангелию была и верностью евангельской любви к нуждающимся, верностью выбору и жестам милосердия, даже ценой своей собственной жизни. Это был путь Матери Марии (Скобцовой) до Равенсбрюка и отца Максимилиана Кольбе до Освенцима: оба предложили казнить себя вместо товарищей по заключению. В местах, из которых стремились изгнать милосердие, а вместе с ним и гуманность, христиане совершали выбор милосердия, которым спасли человечность.
Свидетельство Евангелия было свидетельством любви даже в местах, где бесчеловечность, казалось, торжествовала, и не оставляла места человечным чувствам любви, сострадания, милосердия. Бенедикт XVI сказал по случаю визита в собор святого Варфоломея на острове Тиберина, римский храм, порученный заботе Общины Святого Эгидия, где хранятся мощи апостола Варфоломея и который является также местом памяти новомучеников: «Это правда: внешне кажется, что насилие, тоталитаризмы, преследования, слепая жестокость оказались сильнее, заставили умолкнуть голос свидетелей веры, которые могут показаться по-человечески побежденными историей. Но […] в поражении, в унижении тех, кто страдает по причине Евангелия, действует сила, которую мир не знает: «Когда я немощен, – восклицает апостол Павел, – тогда силен» (2 Кор 12, 10). Это сила любви, безоружная и победоносная даже при кажущемся поражении. Это сила, которая бросает вызов и побеждает смерть».
Глубока связь мученичества с любовью. Святитель Иоанн Златоуст сказал, что «любовь и без мученичества делает учениками Христа, а мученичество без любви не могло бы сделать этого». Мученичество – это проявление любви. История новомучеников ХХ столетия подтверждает это.
Отец Альдо Меи, итальянский приходской священник, был арестован немцами во время Второй мировой войны за укрывательство жертв нацистских преследований. Он был подвергнут пыткам, но, даже окровавленный, не переставал молиться и улыбаться. Отца Альдо судили по обвинению в предоставлении убежища евреям в своем доме и в том, что он подавал Таинства партизанам и прятал радиоприемник. Он был приговорен к смерти. В своем духовном завещании он писал: «Я умираю в мрачной буре ненависти, а ведь я желал жить только для любви! “Бог есть любовь”, и Бог не умирает. Не умирает Любовь! Я умираю, молясь о тех, кто убивает меня. Я уже немного пострадал за них…» Ему было тридцать три.
«Не умирает любовь!» – это последние слова священника из итальянской провинции, пораженного превосходящей его бурей Второй мировой войны. Можно было бы счесть это выражением религиозного романтизма или проявлением наивной иллюзии. Эта история, одна из многих, которые можно было бы выбрать, и эти слова – отличительная черта истории ХХ столетия и жизни христиан этого столетия. На кону ХХ столетия – в Освенциме, на Соловках, в китайских лагерях, на Анатолийском плоскогорье во время Первой мировой войны, в разрушительной способности и логике уничтожения современной войны, в проявлениях национальной, этнической, идеологической, антирелигиозной ненависти – была судьба человечности, но мы можем сказать то же самое и о наших днях. «Не умирает любовь!» – эти слова говорят, что унижение человека, его уничтожение, превращение человека в предмет в глазах другого человека – все это встречало сопротивление. «Новомученики» спасли человечность от бесчеловечности зла через любовь, часто через любовь к тому, кто находится в большей нужде.