«Богоматеринский путь» и его воплощение в служении матери Марии

Сегодня день памяти поэтессы, богослова и участницы Французского сопротивления матери Марии (Скобцовой).

В этот день мы публикуем доклад члена Преображенского братства и преподавателя Свято-Филаретовского института Лидии Крошкиной  «"Богоматеринский путь" и его воплощение в служении м. Марии», впервые прозвучавший на конференции «Вдохновение через века: женские служения в Церкви» в Ходдсдоне (Великобритания).

***

В рамках темы нашей конференции имя матери Марии вспоминается одним из первых. В ее жизни и мученическом подвиге, религиозном и художественном творчестве как нельзя лучше исполняются слова ее друга, философа Николая Бердяева, предсказавшего особую роль женщины в религиозном пробуждении и возрождении новой христианской эпохи [1, 576]. Он же назвал м. Марию «новой душой». Действительно она – одна из ключевых фигур христианства ХХ века, открывшая и, главное, воплотившая новые пути и подходы не только в социальной деятельности Православия, но, прежде всего в человекообщении и собирании Церкви. Жизнь м. Марии благодаря в первую очередь всемирно известной книге о.Сергия Гаккеля, безусловно, хорошо знакома всем присутствующим. Обычно принято говорить о различных как бы ипостасях ее личности: она и поэт, и художник, и философ, и автор множества художественных и публицистических трудов, и революционер-эсер, и глава города Анапы, и многодетная мать, и защитница евреев. Подобный список можно составить, вглядываясь в ее церковное служение: благотворительность (диакония), миссионерство, агиография, богословие, апологетика, пастырство, проповедничество, иконопись, монашество, аскеза, пророчество и, наконец, мученичество. В чем же главный смысл и новизна всех видов церковного служения м. Марии? Что их объединяет?

Издательство «Русский путь» вот уже несколько лет осуществляет подготовку полного собрания сочинений м. Марии (Скобцовой). На сегодняшний день мы имеем первый том ее воспоминаний и художественной прозы под общим названием «Встречи с Блоком», в котором опубликованы новые, не известные прежде факты ее жизни, проливающие свет на истоки ее духовного рождения. В более полных редакциях «Встреч с Блоком» мы можем видеть, что уже в 1914 году будущей м. Марии приоткрылось то, что в последствии стало основанием ее церковного служения и ее антропоцентричной экклезиологии. Я имею в виду идею «всеобъемлющего материнства», впоследствии оформившуюся в «мистику человекообщения» в ее богословских статьях. Итак, в открывшихся новых редакциях воспоминаний о Блоке 23-х летняя Елизавета говорит о переживаемом ею опыте со-страдания по образу со-старадания Богоматери:

«Что мы можем? Что могу я, любя Вас?- говорит Лиза А.Блоку, – … идти за вами, со-чувствуя, со-страдая, со-живя, – это я могу, и хочу и буду.

В мире есть две муки, – мука Голгофская и мука меча обоюдоострого, пронзившего Сердце Той, которая муку Голгофскую пережила как со-муку. На это все муки распадаются. … Но есть и у нас путь. Вот, ваш крест обоюдоострым мечом входит в нашу душу… И мы влечемся за вами, потому что связаны такой неимоверной любовью к вам и к вашей муке».[2, 91]

Позднее, через десять лет Елизавета Юрьевна, пройдя революцию, аресты, смертный приговор, изгнание, переживет эту муку обоюдоострого меча по-новому через смерть своей младшей четырехлетней дочери Насти. Это не станет для нее новым откровением, но тем, что ее всецело «пронзило». Впрочем, вчитываясь в ее стихи, мы видим, что м. Мария искала и просила обоюдоострого меча («ты, обоюдоострый меч, чего ж ты медлишь, нас карая?»[3, 151]).

…она прорабатывает христианскую аскетическую традицию и почти не находит в ней путей воплощения любви к человеку. Она напряженно ищет эти пути…

И как в одном из написанных ею житий «Авва Агр и авва Ор» сказано: «началась для братьев новая жизнь», так и для будущей ММ наступило время ее служения. Она не просто «осознает над собой купол Церкви»[4, 219], но сама становится одним из Ее живых камней, устремив всю силу своего творческого призвания. Содержание этого нового творчества – воплощение соборных и богочеловеческих начал, подлинное человекообщение, противопоставленное всем иным лживым отношениям между людьми. В решение этой задачи м. Мария включается со всей свойственной ей энергией. С одной стороны, она прорабатывает христианскую аскетическую традицию и почти не находит в ней путей воплощения любви к человеку. Она напряженно ищет эти пути, находит и воплощает их. М. Мария говорит о новой аскетике – аскетике человекообщения (под этим названием она создает отдельную статью), она прописывает ее этапы, призванные помочь всем, кто жаждет воплощения двуединой евангельской заповеди о любви к Богу и человеку. М. Мария разрабатывает новую мистику – мистику человекообщения, которую называет темой своей жизни.

Размышляя о христианском служении, м. Мария очерчивает два его пути. Первый знаком каждому. Путь Сыновний – Христов. Служитель взирает на Христа и подражает Ему, идя по Его пути. К этому призывал Сам Подвигоположник, к этому призывали все святые, начиная с апостола Павла: «Подражайте мне, как я Христу» (1 Кор 4:16). Но в чем подражать? Мать Мария отмечает, что это подражание может пониматься очень по-разному. Обычно принято говорить о взятии своего креста. И действительно путь Сына — это, в первую очередь, путь свободного, вольного, ответственного взятия креста и шествования на Голгофу. Но здесь есть одна проблема. В понимании, что есть крест. Всякий ли крест является подражанием кресту Христову?

Крест обычно понимается как страдание, которого не может избежать ни один человек. Но оно бывает разное. Страдание от зависти, от последствий своей глупости, от злобы и гнева, а бывает страдание, от того, что ты поставил плечо другу. Мать Мария вспоминает разбойника, распятого на Голгофе и поносившего Христа. В каком-то отрезке времени разбойник имел с Ним общую судьбу, но это не означает, что его крест был подражанием Сыну Человеческому[4, 167]. Смысл креста по матери Марии — в «вольном приятии подвига и ответственности, в свободном распинании своих грехов» [4, 167].

Но именно на этом пути кроется самый страшный соблазн христианского служения, главная его подмена. Он заключается в формуле «Бог и моя душа». И здесь еще можно добавить — «мой» крест. Этому пути служения, вернее, его искаженному варианту, м. Мария противопоставляла соборно-личное начало в Церкви: «нам чужда религия личного спасения как центральной задачи христианства, нам ясно, что Христос пришел спасти всех и среди всех лично каждого, нам ясно, что не один человек составляет Тело Христово, а все Его человечество в общении соборном» [5, 258]. Путь самоспасения она выразительно описала в неопубликованном житийном рассказе «Иоанникий», написанном еще в 1925 г. Кульминация духовного пути отшельника становится событием, которое м. Мария называет «Великим откровением», но описывает его как «великий соблазн»:

...и стал мир мертвым, пустым, высохшим, обездушенным. И в этом мире единой мудростью, простою и все разрешающей все покрывающей, ясной и непререкаемой, был Бог, — Господь Пантократор. И перед Ним неизмеримою точкою, искрою холодного пламени божественного, дыханием уст Господних, — был монах Иоанникий. Он научился, уйдя в последнюю глубину духа своего, убив все окружения духа, — душу, плоть, мир, — сосредоточенно и всею силою воли и разума ощущать: вот есть Бог. Он не молился, а просто знал: вот есть Бог. И в этом знании не было ни восторга, ни тоски, а нечто большее, другое, все покрывающее, — есть Бог, — значит, остальное такое малое, что будто и нет его. У Иоанникия нет ни греха, ни подвига, потому что он ничего не желает и ни с чем не борется, — и разве можно желать чего-либо и с чем-либо бороться, — когда есть Бог. [6]

Путь сыновний — это взятие на себя креста не только своего, но и креста чужого, это путь жертвенного служения другому

Позднее в статьях «Аскетизм» и «Типы религиозной жизни» мать Мария скажет о таком виде подвижничества: «странная и страшная святость» [4, 151]. И даже возвращение отшельника в мир ничего не меняет, так как он оказывается безнадежно отделен от мира и людей: «И с высоты духовной ясности своей не видал он ни святых, ни грешных, ни мудрых, ни неразумных, а всегда только одинаково плененных земными обликами, слабых и не умеющих хотеть истины видал он. Ибо с последних высот нет разницы между холмами и кочками, между полетом орла и полетом мухи» [6].

В таком пути есть все: аскетическое напряжение, молитва, пост, отказ от всех мирских ценностей, послушание и даже «акты христианской любви» как особый вид послушания [4, 151], в нем есть свой крест и свободное распинание своих грехов. В нем нет только одного измерения — общения, человеческого, церковного, соборного начала. И так убедителен порой бывает этот путь христианского служения, что сразу и не распознаешь его подмену. По сути это не есть сыновний путь христианского служения. Здесь есть точка, в которой искажение выявляет себя. Путь сыновний — это взятие на себя креста не только своего, но и креста чужого, это путь жертвенного служения другому. И эта точка становится отправной для еще одного пути христианского служения.

Он как бы восполняет путь Сыновний, является основанием его церковного измерения. М. Мария называет его Богоматеринским. Она призывает не только к подражанию Сыну Божьему, но и подражанию Божьей Матери. Чтобы это стало возможным, важно «почувствовать, что такое Голгофа Сына для Матери» [4, 171]. «Судьба Матери — крест Сына, становящийся мечом, пронзающим душу» [4, 171]. Поэтому богоматеринский путь христианского служения — это путь со-распинания, со-бытия, со-чувствия, со-переживания. Мать Мария утверждает, что человеческая душа есть не только образ Сына Божия, но и образ Божией Матери, она должна быть причастна не только к судьбе Сына, но и к ее судьбе. Мать Мария говорит о богоматеринском завете, который заключается в том, что человек должен научиться воспринимать других людей как своих детей, усыновлять их себе. «Предел богоматеринского отношения — это узрение в другом Бога и Сына» [4, 172].

Крест ближнего должен стать для христианина мечом, пронзающим душу сострадательной любовью. Тут «лежат подлинные мистические основы человекообщения» [4, 173]. Таково «единственно должное отношение человека к человеку» [4, 173]. Но надо помнить о двуединстве этих путей, являющимся законом христианского отношения к человеку и миру. Важно узреть в другом образ Божий, а затем усыновить его. Путь Богоматери — «знать тайну креста, становящегося мечом» [4, 172]. И в таком пределе мать Мария предлагает взглянуть на себя, на свой путь. Христианское служение — это полнота крестоношения и полнота мечей, принимаемых в сердце. Все, что не есть полнота в этом смысле, есть грех. И главная проблема наша здесь состоит в том, что мы «руководствуемся мерою естественных законов и исчисляем свои естественные силы, забывая, что на христианском пути наши силы сверхъестественны, а потому и неисчерпаемы» [4, 175].

Для матери Марии церковное служение — это такое общение с миром, с человеком, которое является глубинным богослужением, «проникнутым подлинным трепетом богообщения, доступного и на путях подлинного человекообщения» [4, 120].

Деятельность объединения «Православное дело» она рассматривает как разработку, лабораторию будущего братства, призывая молитвой окружить все пути творческого духа его будущих, неведомых ей основателей…

Если мы вглядимся в то, как воплощает «богоматеринский путь» м. Мария, то заметим, что все виды ее служения имеют общий стержень – первоевангельскую любовь к человеку, которая существенным образом отличается как от гуманистического взгляда на человека, лишенного веры и любви к Богу (на эту тему у нее написано несколько программных статей), так и от псевдоаскетического безлюбого духовного эгоцентризма. Сфера богословских устремлений м. Марии – это антропоцентрическая экклезиология, осуществление которой она наилучшим образом пророчески выразила в образе некого братства, которое будет малым, но подлинно живым организмом, являющимся органической частью Вселенской церкви*. Мать Мария всеми силами и средствами пытается собирать этот пусть малый, но соборный и свободный церковный организм. Деятельность объединения «Православное дело» она рассматривает как разработку, лабораторию будущего братства, призывая молитвой окружить все пути творческого духа его будущих, неведомых ей основателей. Она формулирует принципы собирания и жизни нового церковного организма: принцип служения или «духовной мобилизации» [4, 467], принцип духовного различения («в духовной жизни нет случая и нет удачных и неудачных эпох, а есть знаки, которые надо понимать» [4, 429]), принцип свободного трудничества («свободное трудничество – вот основа наших путей во Христе» [4, 419], «мы призваны к великой свободе» [4, 429], «мы должны принять ее как тяжелый дар» [4, 424]), принцип ответственности («на нас лежит ответственность за религиозное свободное творчество русского православия» [4, 237]), принцип борьбы за Церковь и непримиримости ко злу («мы должны быть терпимы к людям, но безусловно нетерпимы к ложным идеям», «терпимость к ним есть предательство веры», «мы не имеем права служить чужому пониманию православия») [4, 429], и, главное, – принцип соборности и личностности, который стоит во главе угла новой церковной парадигмы. Он воплощается во всяком духовном делании м. Марии: в новом общении, новой молитве, новом послушании и нестяжании, новом типе милосердия и благотворительности, новой аскезе, новом соборном мученичестве.

Все вышесказанное проиллюстрируем малоизвестной вышитой иконой м. Марии –  «Встреча Марии и Елизаветы», которую можно назвать образом Церкви. Она есть «не одинокое стояние перед Богом, а соборность, связывающая всех узами Христовой и взаимной любви» [4, 367]. Здесь мы видим воочию соборное начало, которое м. Мария определяла как «пронизывающее ощущением общности всех со всеми» [4, 367]. На этой иконе собраны двое во имя Христа, в самом прямом смысле находящимся посреди них. Взгляды Елизаветы и Марии устремлены друг в друга, как бы прозревая Христа. Рука Марии волевым движением поворачивает Елизавету как бы говоря, смотри на Христа во мне.

Вышитая икона «Встреча Марии и Елизаветы»
Вышитая икона «Встреча Марии и Елизаветы»

В едином сливающимся нимбе, одежде и руках, в «новой приближенности» [3, 269] вне всякого приватного пространства мы видим соборное единство. Это исполнение «богоматеринского завета», предел которого — «узрение в другом Бога и Сына» [4, 172], созидающем Его Тело — Церковь.

* «Этот организм будет заключать в своих недрах живое, любящее, сострадающее и сорадующееся сердце, - внутреннюю группу идеологически, духовно и братски объединенных людей. Они будут своей соборной напряженной жизнью, своей любовью, своим идеологическим единомыслием и жаждой практической активности питать и объединять весь организм, с которым будут находиться в самой нерасторжимой и подлинной связи. Этот организм будет не какая-либо общественно-благотворительная организация, а осуществленная соборность, проецированная на все виды человеческой деятельности идея соборно-личного начала» [5, 262-263].

 Литература

1.      Н.А.Бердяев. Новое средневековье // Н.А.Бердяев. Смысл творчества. М., 2004.

2.      Мать Мария (Скобцова; Кузьмина-Караваева, Е.Ю.). Встречи с Блоком: Воспоминания. Проза. Письма и записные книжки. М.: Русский путь: Книжница; Париж: YMCA-Press, 2012.

3.      Кузьмина-Караваева Е. Мать Мария. Равнина русская. СПб., 2001.

4.      Мать Мария. Елизавета Кузьмина-Караваева. Жатва Духа. СПБ., 2004.

5.      Мать Мария (Скобцова). Воспоминания, статьи, очерки. Т. 1. YMCA-PRESS, 1992.  

6.      Юрий Данилов. Иоанникий. Архив СВМ (Софьи Вениаминовны Медведевой). Париж.

загрузить еще